Пифия

Майка вопросительно взглянула на Гончую, потом отломила от плитки единственную дольку и осторожно положила в рот. Гончая ожидала от нее бурного восторга или блаженной улыбки, но прошло несколько секунд, а лицо девочки ничуть не изменилось. Даже трухлявые сушеные грибы она ела с большим аппетитом. Смотреть, как она равнодушно не ест, а сосет шоколад, было невыносимо обидно.

– Не нравится? – спросила у Майки Гончая. – А мне нравится!

На глазах у изумленной девочки она отломила от шоколадки полоску из четырех долек и демонстративно забросила в рот.

Она не ошиблась – шоколад оказался настоящим. Но что-то с ним было не так. Наверное, чтобы почувствовать незабываемый вкус детства, надо было туда вернуться. Заполненный тающим шоколадом рот вдруг свело судорогой, а на глазах, Гончая не могла в это поверить, выступили слезы. Она поспешно укусила себя за язык, но было уже поздно – Майка заметила влажный блеск ее глаз. Заметила, но не испугалась. Наоборот, лицо девочки осветилось радостной улыбкой.

– Хочешь еще? – она разломила шоколадку пополам и протянула одну из половинок Гончей.

Та молча кивнула, чтобы не выдать Стратегу своего состояния. Тот и так подозрительно пялился на них с Майкой. И Гончая внезапно поняла, чем он недоволен. Ему не нравится, что Майка сидит не на его коленях, не с ним делит полученное угощение и не ему улыбается.

Автор рисунков ни в коем случае не должен злиться на меня! Наоборот, он должен любить и обожать меня, как собственного отца. Ну, или как собственную мать!

«А что ты сделал для этого?! – с внезапно накатившей злостью подумала Гончая. – Это ведь ты прикончил двух подонков, зарезавших ее сестру и собиравшихся выгодно продать девочку! Ты защитил от жадного бармена и его громил! Ты вывез ее с Белорусской, спрятав в ящике фокусника! Ты спас во время обвала! Ты отдал ей последний кусок, чтобы поддержать ее силы, когда самому невыносимо хотелось есть! Ты сидел возле ее постели, меняя компрессы на пылающем лбу, когда она была без сознания! Нет, не ты?! Так какого черта ты тогда жмуришь недовольно свои поросячьи глазки?!»

Стратег, видимо, прочитал часть мыслей на ее лице, Гончая и не пыталась их скрывать. Во всяком случае, он понял, о чем она думает, но не успел ничего сказать. Его опередил управляющий дрезиной машинист:

– Кузнецкий мост. Подъезжаем.

* * *

Кузнецкий мост и следующий за ним Китай-город проехали без проблем. На Кузнецком мосту никому даже не пришлось сходить с дрезины. После того как Стратег коротко переговорил с начальником блокпоста, тот немедленно позвонил куда-то по телефону, и уже через минуту охрана освободила проезд, растащив в стороны установленные на пути сварные ежи.

В Китай-городе пришлось задержаться немного дольше. Блокпостов здесь не было и в помине, а трое вооруженных парней из числа хозяйничающей на станции братвы, встретивших подъехавшую дрезину, скорее являлись сборщиками дани, чем охранниками. Телохранители Стратега перебили бы всех троих за считаные секунды, а потом с той же легкостью прорвались через станцию с боем. Но Стратег выбрал бескровный вариант. Отправленный им телохранитель просто отсыпал браткам названное количество патронов, и дрезина беспрепятственно проехала дальше.

Задержка возникла уже на выезде со станции. Там стояла ручная дрезина, и четверо усталых, а потому неповоротливых челноков сгружали с нее какие-то ящики. За их работой с ехидными усмешками наблюдали местные жители, но никто не вызвался помочь. Гончая подумала, что Стратег потребует немедленно освободить пути, но тот вопреки ее предположению держался на удивление сдержанно: не кричал на братву, не понукал челноков, а молча сидел на своем месте и терпеливо ждал, когда закончится разгрузка. После Кузнецкого моста он вообще стал малоразговорчив. Или его «безграничное влияние», которым он так гордился, на китайгородцев не распространялось?

Наконец разгрузка закончилась. Навалившиеся на рычаги челноки отогнали свою таратайку в тупик – очевидно у них еще остались дела в Китай-городе, и мотодрезина покатила дальше. Перегон между Китай-городом и Таганской пользовался дурной славой, собственно, как и все прочие туннели, ведущие к Китай-городу. Причем своей репутацией туннели были обязаны не проникающим с поверхности хищникам, а вооруженным бандам, грабящим торговые караваны и безжалостно убивающим челноков. Однако на бронированную дрезину, украшенную со всех сторон трехконечной свастикой, никто не решился напасть, или в этот день у грабителей был выходной.

Вскоре в свете фар замелькали пограничные столбы Таганской, а затем дрезина подъехала к сооруженному из бетонных блоков и укрепленному пулеметной точкой блокпосту. Он выглядел совершенно неприступным. Неудивительно, что хозяйничающие в перегоне банды все последние годы ни разу не нападали на Таганскую и даже не помышляли об этом. Но!