Читаем PiHKAL полностью

Шура сидел на мате, скрестив ноги. Перед камином, на отполированной каменной плите, стояла полная бутылка красного вина и еще полбутылки белого. Шура отыскал мои бокалы и поставил их вместе с бутылками на темную, мерцающую поверхность, где они сверкали в огне камина.

Когда я тоже опустилась на мат, Шура встал на колени и налил в один из бокалов красного вина, потом спросил, какого вина хотелось бы выпить мне. Я сказала, что белого, поблагодарила и взяла у него свой бокал.

Мы сидели, скрестив ноги, боком к огню. Я сконфуженно улыбнулась ему и сказала то, что была должна: «Надеюсь, ты простишь мою самонадеянность, я имею в виду записку, но я очень хотела продолжить нашу беседу, хотя бы еще немного, понимаешь, без этой шумной компании…» Я беспомощно махнула рукой и пожала плечами, чувствуя себя напуганной и чуть-чуть глупой. Шура смотрел на меня и слегка улыбался.

— Спасибо за приглашение. Это была превосходная идея, и, если бы ты не предложила мне остаться, уверен, что нашел бы способ сделать это сам».

Это были несколько формальные слова, которые должен был произнести галантный джентльмен.

Так-так, может, он нашел бы способ, а может, и нет. Однако он не выглядит человеком, которого держат здесь насильно; похоже, что ему уютно и удобно, так что больше никаких извинений. Огонь вспыхнул оранжевым, потом опять стал приятно потрескивать.

Интересно, помнит ли он, о чем мы говорили у Хильды. Понятия не имею, сколько раз этот человек разговаривает с интересными людьми, может быть, каждый Божий день; он может и не помнить тот вечер, хотя не могу поверить, что он совсем забыл, как держал меня за руку.

Я отпила немного вина из своего бокала и бросилась в омут с головой: «Я так о многом хочу спросить тебя, что не знаю, с чего начать. Мне ничего другого не остается, как нырнуть в свои вопросы и начать донимать тебя, ты не возражаешь?» Я посмотрела на него, почувствовав внезапную тревогу. Может, он не хочет отвечать на мои вопросы вот прямо сейчас.

— Валяй. Спрашивай.

— Позволь мне сначала рассказать тебе, как я представляю пока твою жизнь. Ты преподаешь химию в Калифорнийском университете, в кампусе Беркли, да? — Шура кивнул. Я заторопилась дальше: «И у тебя есть своя лаборатория за домом, а также официальные разрешения на проведение той работы, которой ты занимаешься, и ты эксперт — консультант по воздействию психоделиков на человека, верно?

— Да.

— Кто спрашивает у тебя, как влияют эти наркотики на чело

века? Я имею в виду, какие люди консультируются с тобой?

— Ну, давай посмотрим, — задумчиво сказал Шура. — Я консультировал Национальный центр изучения наркотической зависимости и еще Национальный центр изучения психического здоровья…

Я кивнула, подтверждая, что слышу названия этих учреждений не в первый раз, и Шура продолжил: «Какое-то время я консультировал НАСА. Это интересная история, я расскажу ее тебе как-нибудь в другой раз. Изредка я выступаю в суде в качестве свидетеля-эксперта на слушании дел о так называемых запрещенных наркотиках и о запрещенных лабораториях — полиция настаивает на этом названии, хотя такой вещи, как запрещенная лаборатория, не существует в принципе, потому что закон не запрещает иметь лабораторию; запрещенной можно назвать лишь деятельность, которой занимаются в подобных лабораториях».

Шура был одет в темно-голубые вельветовые брюки и кремового цвета шелковую рубашку. Сквозь ткань я могла видеть его соски.

Я кивнула, улыбнувшись: «Понимаю. Согласна».

— Кроме того, кое-кто из сотрудников Администрации по контролю за соблюдением законов о наркотиках консультируется со мной и порой присылает людей из других правительственных учреждений, когда те сталкиваются с какой-нибудь необычной проблемой и думают, что я мог бы им помочь ее решить. Плюс лаборатории в местном округе. И еще частные лица, у которых могут быть ко мне вопросы. Думаю, это все, что я могу сейчас вспомнить, — заключил он и сделал глоток вина из бокала.

Он гаже немного переигрывает. Он не относится к тем, кто страдает от ложной скромности и склонности к ахам-охам.

Я рассмеялась и сказала: «НАСА, ничего себе! Хотела бы я послушать об этом! Но сначала — еще один вопрос, ладно?»

Шура подлил себе вина, потом взял у меня бокал и долил чуть-чуть, что я отпила.

— Ты говорил мне, что создаешь новые психоделики и что у тебя есть группа людей, которые их пробуют после того, как ты удостоверился в том, что наркотик безопасен и…

Он прервал меня: «Не безопасен. Такой вещи, как безопасность, вообще не существует. Это касается и наркотиков, и вообще всего. Ты лишь можешь считать что-то относительно безопасным. Если переборщишь с чем-нибудь, то это грозит тебе опасностью, и не важно, что это будет. Слишком много еды, слишком много выпивки, слишком много аспирина — да чего угодно, и, скорее всего, ты окажешься в опасности».

Он выглядел очень сосредоточенным, почти сердитым.

Ну, мы даем — кажется, задели его за живое, да, точно задели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное