PiHKAL

Пока мимо нас проходили посетители, я рассказала Сэму о том, что со мной произошло.

— Единственное разумное объяснение всему этому, — подытожила я, — состоит в том, что существует основное правило — людям необходимо находиться в контакте с живыми существами, а когда их окружает лишь камень, металл да стекло, они начинают что-то терять. Это было ужасное ощущение, Сэм. Я выходила из мира магии, лишаясь всего.

— Почему ты ничего не сказала?

— Я хотела сначала все проверить. Именно это я и сделала. Я подумала, что просто понаблюдаю, что будет происходить, если я пойду туда, где много живых тел. Я оказалась права! Это сработало, Сэм! Стоило мне приблизиться к очереди тех, кто стоял за билетами в планетарий, дыра в центре меня начала заполняться. Я чувствовала себя голодным человеком, которого вдруг накормили. И все опять вернулось ко мне.

— И как ты сейчас?

— Я чувствую себя превосходно. Все восстановилось.

Я обвела взглядом ротонду, посмотрела на малышей в блестящих желтых или красных плащиках, как у Кристофера Робина; на людей, перегнувшихся через ограждение вокруг огромных размеров углубления в полу, над которым медленно раскачивался большой маятник с металлическим шаром на конце; на маленького ребенка, с открытым ртом взиравшего на ослепительную сферу; я смотрела на людей, выстроившихся в еще одну очередь в планетарий; кое-кто из них читал карманные книжки, чтобы скоротать время, другие разговаривали.

Я знала, что могу настроиться на любого человека; все, что мне нужно было сделать, — двинуть свое сознание навстречу человеку и открыться ему, чтобы принять в себя этого человека и его чувства. Я всего лишь должна была открыться, не делать никаких оценок или суждений, чтобы ощутить тревожную зажатость, нетерпение или удовольствие других людей.

Я проверила себя: в моем теле вновь кипела энергичная деятельность. Я знала, что в середине груди у меня находится! источник энергии и еще один такой же — чуть выше пупка. Возможно, эти энергетические центры и были тем, что духовны», учителя из Индии называли чакрами. Я не могла вспомнить, сколько всего чакр у человека — пять или, может, семь. В любом, случае, я отчетливо осознавала две из них.

Сэм сказал мне.

— Не знаю, поймешь ли ты, но некоторые исследователи — врачи — дают подобный наркотик добровольцам, дабы изучить его воздействие на человека. Эксперимент производится в соответствии со всеми научными правилами, в чистых больничных, комнатах с белыми стенами, вдалеке от деревьев, цветов и ветра, и потом они еще удивляются, почему многие эксперименты заканчиваются ничем. Стоит ли говорить, что экспериментаторы никогда не принимали галлюциногены сами. Добровольцам — их, разумеется, зовут «испытуемыми» — дают мескалин или ЛСД, и они открываются окружающему миру, обретают повышенную чувствительность к цвету и свету, к эмоциям других людей. А на что они должны реагировать? Они видят лишь металлические рамы и оштукатуренные стены и иногда — человека в белом халате с бумагой для записей на дощечке. Сплошная стерильность. В итоге большинство добровольцев говорит, что никогда не согласится на такое еще раз.

— Господи! Сейчас, после того, что мне довелось только что испытать, это звучит просто ужасно и еще хуже.

— Слава Богу, не все исследования проводятся именно подобным образом, но все равно таких экспериментов, о которых я тебе рассказал, слишком много.

— Какой позор! — воскликнула я, опечаленная такой картиной. — Какой позор!

— Готова продолжить наш поход?

— Конечно. Куда мы отправимся?

— Для начала я хотел бы посмотреть на японский садик для чайных церемоний. Что ты думаешь об этом?

— О да, я за, — ответила я. — Это красивое местечко. Кажется, последний раз я была там несколько лет назад.

Мы вышли из здания Академии и на мгновение задержались на крыльце, чтобы осмотреться. Дождь перестал. Все деревья вокруг испускали слабое сияние. Оно пронизывало все живые существа. В чистом воздухе были отчетливо видны каждый листик и каждая веточка.

Мы пошли по дороге и спустились по ступенькам в парк. Перейдя на другую сторону круглого архитектурного ансамбля, мы остановились перед большим бассейном с лотосами, находившимся перед входом в художественный музей. Наклонившись над краем бассейна, мы смотрели на раскинувшийся внизу мир темно-зеленой и черной воды; то тут, то там на воде мерцали медные отражения обратной стороны листьев лотоса. Оранжево-желтые пятна, мелькавшие время от времени на глубине, напоминали нам, что бассейн служил пристанищем для рыб. Мы затерялись в этом мире цвета нефрита и меди, погрузившись в наблюдение за насекомыми, листьями, травой и похожими на драгоценности жучками, словно они были жителями какой-то другой планеты.

Наконец, Сэм тронулся с места и взял меня за руку: «Пошли». И мы с ним зашагали по направлению к японскому садику. Там мы заплатили за вход (плата была невысокой). Пока мы проходили через ворота с остальными посетителями, я старалась сохранять обычное выражение лица.