PiHKAL

Неожиданно все происходящее захватило меня. Здесь сидел мужчина, который понравился мне с первого взгляда и продолжал нравиться все больше и больше — на самом деле, к этому моменту я была полностью им покорена. И только что он рассказал мне, что изобрел около ста пятидесяти галлюциногенов. Я предполагала, что они действуют, как мескалин, по крайней мере, какие-то из них, и делают доступными внутреннему взору человека другие реальности. И здесь, в маленьком кабинете Хильды, сидела я, касаясь коленями человека, который не только владел этими удивительными сокровищами и пробовал их; он создавал их — двери в мир, где растения излучали свет и Бог держал тебя за руку.

Я осознала возникшую паузу и почувствовала на себе взгляд Шуры. Я посмотрела на его бородатое лицо и поняла, что, несмотря на блуждающую полуулыбку и вальяжную позу на стуле, он внимательно наблюдал за мной.

Я искренне улыбнулась ему, чувствуя, как к горлу, словно приступ смеха, подкатывает возбуждение. Я выпрямилась в своем кресле и развела руки, помогая себе говорить:

— Не знаю, как это сказать, но я должна попытаться. На протяжении многих лет я была очарована всем этим — опытами, исследованиями — и читала Хаксли и Мишо и всех остальных, которого могла найти и кто, казалось, что-то знает об этом.

Шура кивнул. Я продолжила:

— У меня даже была тайная мечта организовать или, по крайней мере, принять участие в своеобразном исследовательском проекте для проверки экстрасенсорного восприятия до, после приема психоделика, а также во время его воздействия. И хотя из этого ничего не вышло, эта идея по-прежнему привлекает меня.

Укрытая тенью фигура моего собеседника была неподвижной. Он слушал.

— Трудно поверить, что я наконец-то встретила человека, кто занимается всеми этими вещами, изучает этот мир и не испытывает страха перед тем, что открывает. Это невероятно!»

Шура улыбнулся, потянулся ко мне и взял меня за левую руку. Он держал меня за руку, пока говорил.

— Людей, занимающихся подобными исследованиями, какие провожу я, немало, однако на сегодняшний день я единственный из всех мне известных ученых, кто публикует материалы о воздействии этих веществ на человека.

— Почему же остальные не публикуют?

— Главным образом, потому, что химики хотят заработать достаточно денег, которых хватило бы на то, чтобы содержать семью и дом, а также покупать обычные, доставляющие удовольствие вещи, так что они нанимаются в крупные компании или работают на университеты. А если ты работаешь в университете, это значит, что ты зависишь от правительственных фондов. Когда ты находишься в зависимости от правительственного финансирования или от частной компании, имеющей контракты с правительством, ты уже играешь по правилам, установленным правительством. И раз уж правительство решило, что с психоделиками слишком опасно играть кому бы то ни было, за исключением Пентагона и ЦРУ, оно финансирует лишь исследования, которые проводятся на животных, причем большая часть этих исследований направлена на подкрепление идеи о том, что психоделики опасны для человека.

— Ну, — возразила я, — разве они на самом деле не опасны, если их неправильно использовать?

Шура помолчал секунду, потом сказал:

— В общем, да, конечно, они опасны. Но что значит правильно использовать? Используй их с осторожностью, с уважением к тем изменениям, к которым они могут привести, и ты получишь исключительный инструмент для исследований. Если же ты примешь галлюциноген и пойдешь куда-нибудь гулять в субботу вечером, то ты можешь действительно попасть в дурное место — с психологической точки зрения. Просто отдавай себе отчет в том, что используешь, реши, зачем ты это используешь, и тогда ты получишь богатые переживания. Психоделики не вызывают привыкания, и они, безусловно, не уводят от действительности, однако они являются исключительно ценными инструментами, при помощи которых можно понять человеческий разум и механизм его действия.

— Гораздо больше, чем только разум, — пробормотала я, вспомнив тот день, который мы с Сэмом провели в парке «Золотые ворота».

— Ну, одна из проблем, возникающая в разговоре о подобных исследованиях, — сказал Шура, — это терминология. Для многих явлений в этой области просто невозможно подобрать адекватные определения — такие, с которыми все были бы согласны. К примеру, слово «разум» может означать лишь мыслительную функцию человека, но, с другой стороны, может употребляться для обозначения всего, что не является чисто телесным, то есть психики в целом. За некоторое время, пока пытаешься найти общий язык с кем-нибудь, кто занимается похожими исследованиями, привыкаешь к очень точному употреблению терминов.

Я продолжала неотрывно смотреть на Шуру, стараясь не выдать своего счастья. Редко мне удавалось чувствовать себя такой счастливой. Конечно, замечательная, восхитительная, молодая, умная Урсула никуда не делась (уж лучше было наделить ее всеми этими чудесными качествами), но сейчас Шура держал за руку именно меня, а не кого-то еще.