— Да. Наверное, у него всегда была склонность к такой перемене. — Руки ее задвигались; она словно искала, чем их занять. Кристина подалась вперед и вынула из белой фарфоровой сахарницы ложку. Потерла подушечкой большого пальца металлическую ручку, чувствуя вмятины на мягком металле. — В школе каждый год устраивали праздник. В октябре, в пятницу. Днем проводили спортивные соревнования на свежем воздухе, всякие игры, веселые состязания, а вечером расставляли палатки. Проводили беспроигрышную лотерею, жарили на решетках мясо и колбаски. На праздник приходили все, весь город. После игр все спешили домой переодеваться — к вечеру. Мне было четырнадцать. Я взяла у Лени Хейстек косметику, а на сэкономленные карманные деньги купила себе первые джинсы. У меня была ярко-голубая блузка, длинные волосы. Я сама себе нравилась. В тот вечер я сидела перед зеркалом у себя в комнате, пробуя разные тени для век и тушь, чтобы лучше сочетались с цветом блузки, и губы у меня были красные. Может быть, я переусердствовала с косметикой, потому что была еще глупая, но мне казалось, что я просто красавица. Кое-чего мужчины не понимают. Они не знают, что значит чувствовать себя красавицей. Что было бы, если бы я тогда взяла свою черную сумочку, спустилась в гостиную и папа сказал: «Какая ты красивая, Кристина!» Что было бы, если бы он встал, взял меня за руку и сказал: «Позвольте пригласить вас на танец, принцесса»?
Она прижала ложечку к губам, испытывая старое, знакомое ощущение.
— Но ведь все было по-другому, — сказал священник.
— Да, — кивнула она. — Все было по-другому.
Тобела запомнил адрес брата Косы, он жил в Кайелитше, пригороде Кейптауна, — но прямо туда не поехал. Повинуясь инстинкту, он свернул с шоссе № 2, по которому ехал, западнее аэропорта, и направился в Гугулету. Он хотел найти домик, в котором раньше жил с Мириам и Пакамиле. Остановился на другой стороне улицы и заглушил мотор.
Огород, который они с мальчиком так заботливо и старательно обихаживали и поливали, почти весь зарос сорняками. На окнах в гостиной висели чужие занавески.
В той комнате была их с Мириам спальня.
Где то на улице закричал пронзительный детский голос. Он оглянулся; мальчишки играли в футбол — рубахи болтаются, носки спущены. И снова вспомнил, как Пакамиле, бывало, ждал его каждый вечер на углу улицы, начиная с половины шестого. Тобела обычно подъезжал на «хонде-бентли», прочном небольшом мотоцикле, который с виду был ему маловат. Когда он выворачивал из за угла, лицо мальчика освещалось радостью. Потом Пакамиле пускался бежать наперегонки с мотоциклом и бежал последние сто метров до их ворот.
Мальчик всегда был так рад его видеть, ему так не терпелось поговорить, вместе поработать в огороде — полить подсолнухи, прополоть в огороде фасоль, тыквы и большие красные помидоры.
Тобела медленно протянул руку вперед, чтобы завести мотор; ему не хотелось отпускать воспоминания.
За что? За что у него все отняли?
Потом он поехал назад; вернулся на шоссе № 2 и проехал мимо аэропорта. Съехал с шоссе, повернул направо, и вот он уже в Кайелитше — его окружают машины, люди, одноэтажные домишки, многоквартирные жилые дома, песок, запахи, звуки, огромные рекламные плакаты пива «Касл», кока-колы, «тойоты», намалеванные от руки вывески мелких предпринимателей, парикмахеров и проституток, лотки со свежими овощами вдоль дороги, собаки, коровы. Город отдельно от города, растянувшийся в дюнах.
Тобела тщательно выбирал маршрут, справляясь с картой, которую он предварительно изучил, потому что здесь было легко заблудиться: мало дорожных указателей, улицы иногда широкие, а иногда — невозможно узкие. Наконец он остановился перед кирпичным одноэтажным строением, стоящим на небольшом участке земли. Рядом валялись стройматериалы — судя по всему, хозяева начали пристраивать к дому еще одну комнату, но не довели строительство до конца — только до уровня окна. На кирпичах, полуприкрытая брезентом, стояла старая «Мазда-323».
Он вышел из машины и постучал в парадную дверь. Изнутри доносились громкие звуки музыки — американский рэп. Он постучал еще раз, сильнее, и дверь открылась. На пороге показалась девчонка лет семнадцати-восемнадцати, в футболке и джинсах.
— Вам чего?
— Здесь живет Лукас Коса?
— Его нет.
— Мне нужно кое-что передать Джону.
Девчонка прищурилась:
— Чего передать?
— Насчет работы.
— Джона здесь нет.
— Жаль, — сказал он, — работа бы ему понравилась. — Он развернулся, чтобы уйти, но остановился. — Вы ему передадите?
— Если увижу. Кто вы такой?
— Передайте, здесь был парень, который знает о хорошей работе. Он поймет. — Тобела снова повернулся, как если бы внезапно потерял всякий интерес к разговору.
— Джон здесь уже много лет не объявляется. Я даже не знаю, где он.
Он дошел до пикапа и, пожав плечами, сказал:
— Тогда я отдам ту работу другому.
— Погодите. Может, мой отец в курсе.
— Люк? Он дома?
— Он на работе. В Мейтленде. На скотобойне.
— Может, я заеду туда по пути. Спасибо.