— Нет, спасибо, — сказал Гриссел, беря чемодан и направляясь к двери. Вдруг он остановился и переспросил: — Вечером в пятницу?
— Что, сержант?
— Повторите, пожалуйста, еще раз про Эммаренцию и отделы деликатесов.
— Слушайте, сержант, вам не стоит так отчаиваться, вы ведь не урод, — хихикнула одна сестричка.
— В вас есть что-то от русского дворянина, — заметила другая. — Что-то славянское… Меня заводит!
— Нет, я не…
— Ну, может, волосы длинноваты, но это поправимо.
— Во всяком случае, это ведь у вас на пальце обручальное кольцо?
— Погодите, погодите! — Он поднял руки. — Женщины меня не интересуют…
— Сержант, мы были уверены, что вы гетеросексуал…
Он разозлился было, но взглянул в их веселые лица, увидел лукавые огоньки в глазах и невольно расхохотался. Дверь открылась; на пороге показалась его дочь Карла в школьной форме. Увидев хохочущего отца в обществе двух молоденьких сестричек, она смутилась было, но быстро оттаяла, подбежала к отцу и обняла его.
— Надеюсь, она — его дочь, — сказала одна медсестра.
— Не может быть, он голубой, как небо!
— Хочешь сказать, это его дружок переоделся девушкой?
Карла расхохоталась, положив голову ему на грудь, и наконец сказала:
— Привет, пап!
— Опоздаешь в школу.
— Я хотела убедиться, что ты в порядке.
— Я в порядке, доченька.
Сестрички уже выходили; он снова попросил их рассказать об Эммаренции.
— Зачем это вам, сержант?
— Я расследую то самое дело. Мы никак не можем понять, как преступник выбирает жертв.
— И поэтому сержант хочет проконсультироваться с нами?
— Да.
Они наперебой принялись описывать внешность преступника. Некий Джимми Фортёйн выбирает себе подружку в магазине «Пик энд Пэй» во второй половине дня в пятницу, потому что в это время там полно одиноких женщин.
— Причем им за тридцать или даже за сорок. У молодых еще есть запал — они по вечерам ходят в ночные клубы — в одиночку или в компании, вместе-то веселее.
— Они запасаются на вечер пятницы и выходные: берут всякие, знаете, вкусности, чтобы побаловать себя. Деликатесы.
— Самый сезон охоты начинается для Джимми между пятью и семью, когда в офисах заканчивается рабочий день. Склеить дамочку Джимми ничего не стоит; он их легко убалтывает — у него обаяние…
— Он охотится только в «Пик энд Пэй»?
— Ему там удобнее, но то же самое можно проделывать и в «Чеккерсе».
— Есть что-то в этом супермаркете…
— Какая-то безнадега…
— Отчаяние…
— Клуб одиноких покупательниц…
— Последняя остановка перед благотворительными базарами…
— Неспящие в «Семь одиннадцать».
— Вы поняли?
Гриссел, смеясь, сказал, что все понял, поблагодарил их и вышел.
Он подвез Карлу в школу на машине, которую оставил ему Яуберт.
— Папочка, мы скучаем по тебе, — сказала дочь, когда они остановились у ворот школы.
— А я по вас — еще сильнее.
— Мама говорит, ты снял квартиру.
— Всего лишь временное жилье, доченька. — Он взял ее за руку и крепко сжал. — Я уже третий день не пью, — сказал он.
— Папа, ты знаешь, что я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю.
— И Фриц тоже.
— Он так сказал?
— Ему ничего не нужно говорить. — Карла торопливо открыла портфель. — Смотри, вот что я тебе принесла. — Она протянула ему конверт. — Иногда можешь забирать нас из школы. Мы не скажем маме. — Она обхватила его за шею, обняла, открыла дверцу машины и оглянулась. — Пока, папа! — сказала она с серьезным лицом.
— Пока, доченька.
Гриссел смотрел, как она торопливо взбегает вверх по ступенькам. Его дочь с темными волосами и странными глазами, которые она унаследовала от него.
Он вскрыл конверт. В нем была фотография — семейный снимок, который они сделали два года назад на школьном благотворительном базаре. На лице Анны — вымученная, деланая улыбка. Он сам улыбается криво — он тогда был не совсем трезв. Но тем не менее они на снимке вместе — все четверо.
Гриссел перевернул фотографию. Сзади аккуратным, ровным почерком Карлы было выведено: «Папа, я тебя люблю». После слов она пририсовала крошечное сердечко.
— Весь декабрь я работала, несмотря на беременность. Я позвонила домой и предупредила, что не приеду на каникулы. Я не собиралась приезжать к ним в Апингтон или ехать с ними отдыхать в Хартенбос. Отец не обрадовался. Явился ко мне в Блумфонтейн, чтобы помолиться за меня. Я боялась, что он заметит мой живот, но он ничего не заметил; его голова была забита другими вещами. Я сказала ему, что поживу пока у Кэлли и Колина, потому что в конце года много всяких мероприятий — свадеб, рождественских вечеринок, а у них не так много студентов, которые могут помогать. Я хотела хорошо заработать, чтобы стать более независимой финансово.
Тогда я видела отца в последний раз. Перед уходом он поцеловал меня в щеку — тогда он был ближе всего к своей внучке.
Однажды утром Кэлли услышал, как меня рвет. Он принес мне завтрак на террасу, где я спала, и услышал. Подошел к двери ванной и дождался, пока я выйду. Потом он сказал:
— Да ты в положении, детка! — Когда я не ответила, он спросил: — Что ты собираешься делать?