Пик (это я)

На автобусной остановке мы со Шнуром вышли и пошли вниз по улице, к подземке (это такой тоннель под Нью-Йорком, по которому все быстро добираются, куда им надо).

— В автобусе хорошо ехать между городами, а для Нью-Йорка он слишком медленный, — сказал Шнур.

Мы заплатили какому-то человеку, прошли через специальную загородку (турникет называется) и, когда двери поезда сами открылись, зашли внутрь, сели, и чудо-поезд повез нас по рельсам. Я посмотрел вперед, в кабину, но там никого не было — эта чертова штуковина ехала сама! Я знал, что мы едем ужасно быстро, это даже в темноте понятно.

Мы вышли на 125-й улице в Гарлеме.

— Наш дом прямо за углом, старик, — сказал мне Шнур. — Как видишь, у нас все получилось!

На улицу мы поднялись по ступенькам, и там было так же весело и светло, как и на 34-й, хотя мы проехали улиц сто до этого места. В общем, ты понимаешь, дед, Нью-Йорк — это тебе не наша деревня.

— Стой-ка, умоем тебе лицо, а то Шейле не понравишься, — сказал брат, останавливаясь около фонтанчика для питья, и хорошенько вытер мне рот своим носовым платком, а мимо шли и шли люди, был теплый вечер, и я был ужасно рад, что мы приехали в Нью-Йорк.

— Знаешь, Шнур, — сказал я, — я ужасно рад, что я здесь, а не у тети Гастонии, и мне больше не надо никого бояться. — И поглядел на улицу, по которой мы пришли, и добавил про себя: «И больше никакой Северной Каролины».

— Верно говоришь, солдат, — сказал Шнур. — А раз у нас с тобой все так замечательно, я хочу и Шейле кое-что купить вот в этом магазинчике, чтобы всем нам было хорошо в наш первый вечер дома.

Мы зашли в магазин грампластинок. Внутри было полно народу, все рылись на полках с пластинками и подпрыгивали на месте, как будто от нетерпения. Представь: музыка, шум и куча людей, которые ведут себя одинаково. Умора! Шнур, как и все, что-то выискивал и подпрыгивал, и, наконец, подскочил ко мне с пластинкой и завопил:

— Ура! Ты только посмотри, что я нашел! — подбежал к продавцу и сунул ему доллар.

Мы завернули за угол. Здесь уже было не так светло, но так же весело, и людей тоже много. Взбежав по ступенькам, мы очутились в обшарпанном коридоре, постучали в дверь и вошли.

Шейла мне сразу понравилась. Стройная, красивая; очки в красной оправе, красивый красный свитер и красивая зеленая юбка; на руках отличные побрякушки. Она стояла у плиты, варя кофе и одновременно читая газету, и, конечно, нас не ждала.

— Крошка! — заорал Шнур и бросился к Шейле, обнял ее, подхватил, закружил и чмокнул прямо в губы. — Посмотри-ка на нашего нового сыночка! Ну разве он не прелесть, дорогая мамуля?

— Это и есть Пик? — сказала Шейла, подошла ко мне и, взяв за руки, заглянула в глаза. — Ну и натерпелся ты, малыш, да?

Я удивился, как она догадалась, и попытался улыбнуться, чтобы она чего плохого не подумала, но не смог — очень уж оробел.

— А улыбаться-то ты, надеюсь, умеешь, — добавила Шейла, а я только выдавил из себя «угу» и застыл с дурацким видом, уставившись в пол. Черт меня подери! — Как этот малыш не умер от холода, пока вы сюда добирались? У него свитер весь в дырках. А посмотри на его носки — тоже дырявые. И штаны сзади совсем прохудились.

— И шапка тоже, — вставил я и показал Шейле шапку.

Теперь уже она не знала как быть: рассмеяться ей или рассердиться, но, покраснев, все-таки рассмеялась. Я думаю, дед, что растерялась она потому, что мальчишка вроде меня не должен перебивать женщину, когда та с ним говорит. Шейла добрая и хорошая, я это сразу понял, когда она покраснела и не стала меня ругать.

— Завтра первым делом куплю ему одежду, — сказал Шнур.

— На что, интересно? У нас нет ни цента! — ответила Шейла.

Но Шнур уже ставил новую пластинку на проигрыватель в углу. Тебе бы, дед, стоило на него посмотреть! Он хлопал в ладоши и пританцовывал на одном месте, и тряс головой, и повторял: «Где же моя дудка? Где же моя дудка?» — а потом посмотрел на нас и засмеялся — до того ему нравилась эта музыка.

— Давай, Слоупджо, покажи класс!

На той пластинке Слоупджо Джонс играл на саксе, то есть на саксофоне, а другие громко подпевали и колотили по клавишам, в ушах прямо звон стоял, такого я у нас в деревне не слышал. Похоже, люди здесь, в городе, хотят веселиться целыми днями и ни о чем не думать, пока совсем худо не станет, и даже когда худо, стараются этого не замечать.

— Как это — ни цента? — удивился Шнур.

— Я не хотела говорить сейчас… Ну, потому что ты, и Слоупджо, и Пик… Но позавчера я потеряла работу, понимаешь, дом на Мэдисон-авеню, в котором был ресторан, сносят — там будут строить новый офисный центр.

— Офисный центр? — завопил Шнур. — Ты сказала «офисный центр»? Зачем он им понадобился? А есть они где будут?

— Ты говоришь глупости, — сказала Шейла и печально посмотрела на Шнура. — Далеко им ходить не придется — за углом есть ресторан.

— А потом и на его месте построят офисный центр. И что тогда? — спросил Шнур и тяжело вздохнул. — Черт подери, что же нам теперь делать?