Пик Купидона (ЛП)

Закусив нижнюю губу, я взволновано двигаюсь сидя на месте. Мой клитор теперь пульсирует, и сжимание бедер не помогает ослабить внезапный приток давления. Тем не менее, мне удается найти свой голос, потому что мне необходимо знать без сомнений, что он чувствует.

— И чего же ты хочешь, Илай?

— Хм. Но теперь моя очередь, Миа. Правда или вызов?

Соблазн потребовать ответа очень силен, но я подавляю его.

— Я только что рассказала тебе всю свою правду, на самом деле, очень много правды, так что, думаю, я выберу «вызов».

Его брови поднимаются.

— Ты уверена?

Его тон - нечто среднее между предупреждением и вызовом. Волнение и трепет овладевают мной, и на секунду я задумываюсь о том, чтобы передумать.

Мы в ресторане, полном людей, более половины из них знают, кто он такой, на что он может меня подтолкнуть?

Я киваю, откусывая кусочек баранины. Она такая же нежная, как я помню, распадается на части и почти тает на языке.

— Говори, что хочешь.

Один уголок его губ подрагивает.

— Я осмелюсь предложить тебе пересесть сюда.

— Что?

Он откладывает вилку и показывает указательный палец.

— Я хочу, чтобы ты взяла свою тарелку и подошла ко мне с этой стороны.

Мой взгляд фокусируется на том месте, куда он указывает, с левой стороны от него.

Кабинки маленькие, интимные, полукруглые. Спинки средней высоты, доходят до плеч Илая, и они примыкают к бесшовной стеклянной стене с видом на склоны. Если я пересяду, люди смогут видеть только Илая.

Я задаюсь вопросом, не сделано ли это специально, из-за того внимания, которое сфокусировалось на нас после того, как тот человек поприветствовал Илая. Это выведет меня из общего поля зрения и приблизит к нему. Беспроигрышный вариант.

— Не хочешь пересаживаться? — спрашивает он, игривая улыбка дразнит край его рта.

— Вовсе нет, — я отодвигаю сначала свою воду, затем тарелку, а затем обхожу вокруг него, садясь примерно в пятнадцати сантиметрах от него.

Находясь так близко к нему, я могу различить теплый землистый аромат его одеколона и почувствовать чистое тепло, исходящее от его тела. Мои нервы воспламеняются, мышцы напрягаются, и сколько бы я ни пыталась направить свою внутреннюю уверенность, я не могу поднять глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Удобно?

— Да, — мой голос звучит намного тише, чем я хочу.

— Тогда почему твое тело такое жесткое?

Безрадостный смех сотрясает мое тело.

— Я напряжена.

Он «хмыкает», прежде чем вернуться к своей еде. К счастью, я левша, так что близкое соседство не делает прием пищи неудобным.

— Итак, твоя очередь. Правда или вызов?

Он даже не задумывается.

— Правда.

Обычно я бы поддразнила его за легкий выбор, но опять же, я бы даже не знала, что спросить, если бы он выбрал «вызов».

— Это может показаться немного странным, и ты, возможно, даже не вспомнишь, но ты кое-что сказал, когда я обучала тебя, и это запомнилось мне надолго. Я всегда жалела, что не спросила тебя, что ты имел в виду.

Губы Илая поджались, и он перевел взгляд на меня.

— Я заинтригован.

Вздох вырывается из моей груди, когда я готовлюсь к тому, что может оказаться ничем.

Или может быть всем.

— Ты говорил, что не влюбился в меня, пока я учила тебя математике. Что именно ты имел в виду?

Иногда я задавалась вопросом, имел ли он в виду, что никогда не сможет полюбить кого-то вроде меня, или он уже полюбил, и это не потому, что я помогла ему сдать экзамен у мистера Клори.

— О. Это легко. Но ты должна пообещать, что не будешь злиться.

Теперь моя очередь быть заинтригованной. Я поднимаю указательный палец в его сторону в знак молчаливого согласия с обещанием. Интересно, помнит ли он вообще о нашем маленьком жесте? Это было что-то вроде секретного рукопожатия, навеянного нашей любовью к фильмам, снятым в семидесятые и восьмидесятые годы.

Мы выяснили эту маленькую хитрость на втором курсе, когда он надел школьную рубашку из фильма «Феррис Бьюллер». Мы разговаривали в коридоре, пока не опоздали, и он протянул мне палец, чтобы я потрогала его.

После этого мы стали «мимолетными знакомыми». Иногда мы заводили разговоры о фильмах во время перерыва и время от времени задавали пустяковые вопросы, чтобы посмотреть, кто знает их лучше. Когда мы уходили на занятия, мы всегда касались указательными пальцами.

Илай улыбается, прежде чем положить вилку на край своей тарелки и соединить наши пальцы. Когда он убирает руку, он выдыхает и начинает:

— Ты мне нравишься с самого начала учебы, когда я подслушал твой разговор с сестрой о том, кого бы вы трахнули-вышли замуж-убили, если бы речь шла об актерах «Клуба «Завтрак».

Я не сдерживаю смех, и когда я фыркаю, я смеюсь еще сильнее.

— Ты лжешь.

Он качает головой.

— Нет, я абсолютно серьезен. Когда ты сказала ей, что трахнешь Ричарда? Я чуть не упал на одно колено.

— Я сказала это только потому, что это сводило Элени с ума. Она не могла поверить в это.

Илай кивает.

— О, я знаю, и было чертовски смешно наблюдать, как она пытается понять, а ты только и говоришь...