Пикантное пари

Воткнутые в землю факелы он увидел задолго до того, как приблизился к поляне перед домом Ратбернов, их огонь ярко пылал в ночной тьме. Нахмурившись, Энтони прищурился, пытаясь разобрать, что за тени мелькают в дрожащем свете факелов. Может, цыгане или браконьеры устроили лагерь, чтобы приготовить себе ужин? Вряд ли, слишком близко к жилью.

Затем он в ужасе заметил, как что-то крупное появилось в дверях особняка Ратбернов. Все его существо охватил гнев. Her, это был не цыган, который собирался поджарить себе мяса. Это был вор, выносящий вещи из захваченного дома!

Пришпорив, Энтони пустил коня вперед. Страх за Софию сдавил ему горло. Он молился о том, чтобы она находилась в безопасности, подальше отсюда. Но что, если она там, в доме? Что, если грабитель посягнул на нее? Эта мысль была ему невыносима.

Подъехав ближе к поляне, Энтони услышал грохот, будто что-то тяжелое волокли по каменной дорожке. Что это? Он не мог разглядеть, что именно тащили и кто это делал, но предмет волокли от дома. В этом сомнений не было.

Может, это было тело? Страх подстегнул его солдатский инстинкт. Вместо того чтобы обдумать происходящее, он выхватил меч и сильно пришпорил коня. Демон послушно рванул в карьер, влетая на поляну, подобно ангелу мщения.

Понадобилось не более секунды, чтобы Энтони осознал ситуацию. Он увидел человека, женщину, которая толкала нечто огромное и при этом ругалась. Это не было трупом, чего он боялся. Предмет больше походил на поваленный набок письменный стол, чьи крышки и ящики хлопали, как у сломанной игрушки.

Прищурившись, Энтони вгляделся в женщину. Поскольку сейчас она стояла между ним и большим факелом, ее сгорбленный силуэт выделялся на фоне яркого золотистого сияния, и он различил грубо остриженные локоны и маленький задиристый нос. Осадив коня всего в нескольких дюймах от нее и гневно глядя сверху вниз, он прорычал:

Что вы делаете? Клянусь, если София пострадала, я разрублю вас надвое!

Он ожидал, что женщина, бросив стол, кинется наутек. Именно так и поступало большинство благоразумных людей, когда он говорил таким тоном. Но она лишь подняла к нему лицо и нахмурила брови.

– Я хороню корсеты, – спокойно ответила она. – А вы мне мешаете.

– Прошу прощения? – строго переспросил он.

Энтони сощурился еще больше из-за яркого света факела, стараясь не выпускать ее из поля зрения. Удалось ему это не очень хорошо. Он видел лишь обнаженные в широком оскале белые зубы и длинные грязные ноги, виднеющиеся сквозь разорванный подол ее бесформенного одеяния.

– Мои корсеты. Знаете ли, я их никогда не любила. Ужасные приспособления. – Она выпрямилась. – А вы все портите. Уйдите.

Энтони нахмурился. Чем-то ее голос его зацепил, напомнив о… Но он покачал головой. Эта женщина не могла быть Софией. Его будущая жена никогда бы не вышла из дома в такой час и не стала бы вести себя как сумасшедшая. Сейчас она, несомненно, пьет чай, ее тетушка, старая дева, вероятно, сидит рядом и читает вслух томик поэзии. А эта воровка тем временем, похоже, намерена умыкнуть их мебель.

– Верните все на свои места! – приказал он, угрожая ей мечом.

– Еще чего! – бросила она.

Рассвирепев, Энтони выпрыгнул из седла, намереваясь силой заставить женщину подчиниться. Грузно приземлившись, он почувствовал острую боль в и без того уже беспокоящей его ноге, но, не обращая на это внимания, грозно шагну, вперед.

Однако неровная, влажная от недавних дождей земля под его ногами сыграла с ним злую шутку, и, оступившись и едва вымолвив «Что?…», Энтони полетел в глубокую яму. Взмахнув мечом, он покатился кубарем, пока вдруг не остановился, упершись плечом в самое дно.

– Вот незадача! – услышал он сверху ее восклицание. – Выбирайтесь оттуда, чтобы я могла сбросить секретер.

Энтони пропустил ее слова мимо ушей, уже придя к заключению, что женщина безумна. Но и сумасшедшая могла представлять опасность, а он обязан защищать Софию и от подобных душевнобольных людей тоже. С болезненным усилием он поднялся на ноги, хмурясь, заметил под собой странные предметы. Он ощутил ткань, ленты, а потом его рука наткнулась на что-то продолговатое. Длинное и твердое… не оставалось сомнений в том, что это кость.

Кость? От одной этой мысли у него пошли мурашки по спине.

– Что тут? – Говоря это, он поднял глаза вверх. – Бог мой! – воскликнул он. – Что вы делаете?

Вопрос явно был глупым. Он и сам вполне ясно видел, что она делала. Она продолжала толкать то, что, как теперь он понял, являлось довольно тяжелым письменным столом, прямо к краю ямы.

– Прекратите! – проревел он.

– Но если я подтащу его к самому краю, вы сможете выбраться оттуда. Не переживайте, что он поцарапается. В любом случае я намереваюсь сбросить его в яму. Это дурацкая вещь со всякими нелепыми ящичками, годящимися лишь на то, чтобы хранить в них бессмысленные письма, которые я писала день за днем. Что вообще может быть более символичным, чем избавление от нее?