Пикассо

Он, наконец, вспомнил, что заказал трактирщику доставку не на этот, а на следующий день. Они побежали к коммерсанту, у которого был телефон, начали звонить Феликсу Потену, но телефон не отвечал.

К счастью, Фернанда приготовила рис по-валенсиански, рецепт которого она записала в Испании. Гертруда и Алис поспешили в окрестные лавки Монмартра и площади Пигаль, которые были еще открыты.

Гости расположились вокруг стола в ожидании Руссо, за которым отправился Аполлинер. Наконец виновник торжества появился в дверях. Он прикрывает глаза, смущенный аплодисментами и шумной встречей, оказанной ему «бандой» незнакомцев, уже достаточно охмелевшей к тому времени. Но когда его торжественно усадили на трон и он заметил огромный плакат со своим именем, его лицо осветилось радостью. В ходе банкета тост следовал за тостом, читали стихи в его честь, причем Аполлинер заявлял, что сочинил их экспромтом.

Мы собрались, чтобы чествовать Вас,
Поднимем бокалы, наполненные Пикассо,
Давайте же выпьем, настал этот час,
И дружно грянем: «Да здравствует Руссо!»

Разомлевший от воздаваемых почестей и количества выпитого вина, Таможенник начал дремать. Он даже не чувствовал, как на его лысину падали капли расплывшегося воска от свечи в бумажном фонарике. В какой-то момент он внезапно пробудился и запел одну из своих любимых песенок: «Ай! Ай! Как болят мои зубы», при этом он аккомпанировал на скрипке, которую принес с собой. Несколько позже, когда всеобщее веселье достигло апогея, Андре Сальмон решил развлечь публику, изобразив ужасный приступ белой горячки: заорав, он бросился на стол, а на его губах выступила пена (на самом деле это была мыльная вода). К несчастью, он пал жертвой собственного розыгрыша и слишком большого количества выпитого и стал вести себя действительно как сумасшедший. Мужчины с трудом заперли его в дамском гардеробе, откуда выпустили только через несколько часов. За это время он успел изжевать поля шляпы миссис Токлас…

Позже появился Фред, естественно со своим осликом — их приветствовали аплодисментами. Но оказалось, что Фред уже успел разболтать на Монмартре о грандиозном празднике у Пикассо. Пришлось силой выгонять незнакомцев, которые пытались проникнуть в мастерскую, чтобы развлечься на дармовщину.

Руссо, несомненно, провел один из самых замечательных вечеров в своей жизни. На рассвете Стайны проводили его домой. Так Пикассо сделал подарок Таможеннику, к которому относился как к талантливому самобытному художнику и старшему товарищу. И если кто-то из гостей сомневался в истинной цели этого банкета, тем хуже для них, решил Пикассо, не считая нужным их переубеждать…

Помимо этого знаменитого банкета Пабло, несмотря на напряженную работу, продолжал регулярно встречаться с друзьями.

Несмотря на то, что Макс Жакоб не был на вечере в честь Руссо, дружба Макса с Пикассо по-прежнему оставалась прочной. Правда, Макс несколько изменился в последнее время — он заинтересовался иррациональным миром, увлекся оккультными науками, например астрологией, стал составлять гороскопы друзей, гадать на картах и даже активно практиковать хиромантию. И Пикассо, который всегда был суеверным, всю жизнь будет помнить толкование, сделанное Максом по линиям его руки.

В последние годы Пикассо, став старожилом Бато-Лавуар, завел себе новых друзей, в частности, девятнадцатилетнего Хуана Гриса, прибывшего в Париж из Мадрида. Именно Пикассо помог ему занять освобождающуюся мастерскую Ван Донгена и продать рисунки сатирическим журналам «Шаривари» и «Тарелка с маслом», чтобы заработать немного денег на жизнь. Позже Грис станет одним из выдающихся последователей кубизма, при этом порвет дружеские отношения со старшим товарищем.

По субботам Пабло посещает Стайнов, относясь к ним с большой симпатией, особенно к Гертруде. Он продает американцам по смехотворной цене, а иногда и просто дарит целый ряд картин, в том числе и свой портрет. Но по-прежнему чувствует себя неуютно в их доме, где в салоне выставлены полотна Мориса Дени, Манженомо, Валлотона, Сезанна, Матисса и других выдающихся художников.

Матисс… он часто встречает его у Стайнов, зная, как они ценят этого художника. Матисса раздражает, что Гертруда восхищается Пикассо. В свою очередь, Пабло иронизирует по поводу Академии живописи и рисунка, недавно открытой Матиссом на улице де Севр. Оба художника имеют своих поклонников, которые еще больше подливают масла в огонь вражды. Причем распространяются настойчивые слухи о том, что когда соперники обмениваются картинами, то каждый из них выбирает у другого наихудшую, чтобы затем посмеяться над ней в кругу своих поклонников. Если верить Андре Сальмону, то «банда» Пикассо, например, забавлялась, стреляя каучуковыми стрелами из воздушного пистолета Эврика по портрету дочери Матисса, радостно выкрикивая при этом: «Паф! Прямо в глаз Маргариты!»