В штабах наших сухопутных войск: армейском, дивизионных, успевших подтянуться к Висле, царило напряжение, тревога. У всех одно на уме: «Если немцы успеют до подхода советских частей возвратиться, прорваться к реке хотя бы полком, двумя да еще с техникой, они же одним ударом, с ходу, опрокинут наших закрепившихся на берегу ребят, сбросят их в реку, ликвидируют эти самые, чудом доставшиеся нам плацдармы.
Командование предпринимало все меры для усиления гарнизонов плацдармов, переправляло через реку всех, кто был под рукой: писарей, разных техников, но то были капли в море. Однако пока, до подхода частей, матчасти, больше послать было некого и нечего. Да и на чем переправлять, если бы что-то обнаружилось? Где-то раздобытых лодок-плоскодонок едва хватало для доставки десантникам продуктов питания, боеприпасов и всего остального.
Тревожно было в штабах и нашей Второй воздушной армии. Все ждали приближения яростных схваток с противником: никто не мог и в мыслях допустить, поверить в то, что фашисты так легко, без единого выстрела, могли оставить, подарить нам такой выгодный для них, в отступлении, водный рубеж. Это было их ошибкой. Теперь они должны сделать все возможное для ее исправления. Именно этого ждали и потому опасались наши штабы, принимали все контрмеры.
Пятнадцатого числа сухопутная разведка донесла: противник концентрирует силы для контрудара — создает мощный механизированный кулак. Согласно показаниям двух пленных офицеров, ставится задача: возвратиться к Висле. Для этого нанести внезапный массированный удар танковой группой, опрокинуть захваченные противником участки правобережья, создать здесь, на пути советских войск, мощную линию обороны, сорвать и тем самым остановить наступление.
Наше командование старалось подготовиться и к такому варианту.
Ночью меня разбудили.
— Талгат! Талгат! На КП, к командующему армии!
Я как всегда, как и все на фронте, вскочил, вытянулся. Передо мной стоял командир нашего полка.
— Быстро собирайся, дорогой, к командарму тебя требуют. Командующего пехотной армией, которой был придан наш штурмовой корпус, генерала армии Жадова мы хорошо знали, и в его штабе приходилось бывать, но чтобы вот так, лично — этого не было.
Штаб армии был от нас недалеко. Доехали за минуты. В просторном, с прихожей, блиндаже сидели сам командующий армии, командир нашего авиакорпуса генерал Рязанов и еще кто-то.
Я вытянулся в струнку по стойке смирно, доложился.
Жадов глянул на меня и в его глазах мелькнуло удивление. Я уже к этому привык. Действительно, какой я... Рост — метр шестьдесят четыре, да и в ширину — оса перепоясанная. У него в армии все в сажень, а тут...
Он повернулся к Рязанову, спросил недоверчиво:
— Летает?
— Не только летает, товарищ командующий, но и бьет немцев, крушит на земле и в воздухе. Герой Советского Союза. Эскадрилью особую, разведочную, доверил — комэск теперь.
Жадов пожал плечами.
— Ну, ну, это хорошо, это здорово! Ты что, капитан, татарин? — спросил он.
— Никак нет, товарищ командующий, казах я.
— Казах? Знаю. У меня в армии есть казахи. Хорошо воюют. А тебе, Бегельдинов, задание. Ответственное задание!
Он приказал садиться за стол перед разложенной картой. На ней — Висла и три четко обозначенные участки, те самые наши плацдармы. Здесь на большой карте, рядом с широкой рекой, они выглядят ничтожно маленькими, узенькими и беззащитными.
Генерал спросил, какими силами располагает моя разведэскадрилья. Я доложил:
— В строю двенадцать штурмовиков. К выполнению боевого задания готовы!
Он вновь глянул на меня.
— Задание, капитан, будет сложное, очень сложное, но выполнимое. Потому что невыполнимые задания на фронте не даются... А тут, у тебя за спиной, — страна, Родина. — Он сделал паузу.
Я удивился: «Чего это он пропаганду-то? Обычно сколько я его слышал, он не тянул, четко отдавал приказ и все».
А генерал молчал. Что-то обдумывал. Наконец оторвался от карты, повернулся ко мне.
— Разобрался в обстановке?
— Так точно, товарищ генерал!
— Знаю, Сказали — летал над плацдармами нашими, зубами в берег вцепившимися.
Он начертил на карте прямоугольник.
— Участок твоего наблюдения. Должен знать — фашисты возвращаются к Висле. Они будут рваться сюда, промах свой, ошибку исправлять. Понял? Будут рваться к реке всеми силами, — воскликнул он. — Потому что не могут, не имеют право так просто, без боя оставить нам этот рубеж, им этого их командование не простит, в предательстве обвинит. А если мы их сюда, — ткнул он карандашом в карту, — допустим, значит совершим предательство мы. Потому что выбивать их отсюда, форсировать реку будет ой как трудно, с огромными потерями людским, да и во времени. Задержимся у Вислы, будем здесь топтаться, значит, нарушим стратегические планы Верховного, сорвем наступление по всем фронтам. Ты понял, капитан?.. Поэтому я тебе и про страну, про Родину!
— Мне все понятно, товарищ генерал! Готов к выполнению любого задания! — вскочил я, щелкнул каблуками.