Читаем Пике в бессмертие полностью

Теперь маршрут уже не опасен, немецких частей внизу нет. Они сбились на последнем, из оставшихся у них, клочке земли, — в Берлине. И аэродром у штурмовиков уже в непосредственной близости. До Берлина рукой подать.

Зенитки встретили штурмовиков уже в самом городе. Огонь сплошной. Но в эскадрилье моей опытные штурмовики. Ведомым — Иван Скурихин, слева звено Коптева с Махониным и Кочергиным. Замыкающим звено Роснецова. Этих асов так легко на пушку не возьмешь, за них я спокоен.

Эскадрилья летит вдоль Шпрее. И вот они, эти самые баржи, не одна, а две и еще буксир. На каждой барже уже расчехленные, видно, подготовленные к выгрузке, танки. Теперь в атаку, прижаться к самой воде, в мертвое для зениток пространство. Пальцы на гашетках бомбосбрасывателя, пушек, эресов. Заход, второй и развороченные взрывами баржи оседают, кренятся на борт и вместе с танками, последним резервом Гитлера, уходят под воду.

И вот еще один исторический момент в моей фронтовой биографии — начало штурма Берлина. Город полуразрушен. Фашисты фактически сломлены, но продолжают сражаться, по инерции, в основном под дулами пистолетов своих же командиров. А забившиеся под рейхстаг гитлеровские главари ставят на карту сам город, его жителей. Теперь все это не в счет, чтобы оттянуть час расплаты, они ставят к пулеметам, минометам стариков, женщин, вооружают мальчишек фаустпатронами, гонят их на смерть.

Моя эскадрилья в воздухе, штурмует отведенные ей квадраты, подавляет очаги сопротивления, рушит здания, в которых сидят автоматчики, сжигает танки, самоходки. В ушах голос командира полка. Он говорит открытым текстом, без паролей. А кого теперь опасаться?

— Бегельдинов! Бегельдинов! В районе Трейенбритцен немецкие танки. Их много. Они теснят наших. Помоги!

Я разворачиваю эскадрилью. Где он, этот район? Ага, вот он, — ориентируюсь я по карте. Внизу площадь, окраина, роща, на них и в них танки. Немного наших и много окруживших их, немецких, с белыми крестами на броне.

Вдруг голос в наушниках.

— Штурмовики! Горбатые! Немцы нас окружили. Бейте по ним! По моей машине бейте!

Всматриваюсь. Посреди площади две наши тридцать четверки, а вокруг немецкие «Тигры». Они расстреливают наших в упор.

— Что говорите, что говорите?! — не поверив команде, прошу подтвердить приказ.

— Говорю, бей, черт тебя возьми! Бей скорее! По мне бей, не бойся!

— Узнаю голос генерала — танкиста, с которым встречались.

— Атакуем немцев! — даю команду я. — Осторожней, не заденьте нашего. — И сам, точно нацелив самолет, посылаю его в пике. Ведомые повторяют маневр.

Бомбы, эресы посланы так аккуратно, что, взрываясь, не задевают ни одну нашу машину. Пять немецких танков подбиты, замерли, два из них горят.

Еще заход и опять бомбы, снаряды с ювелирной точностью поражают машины противника, не касаясь стоявших в непосредственной близости своих.

Оставшиеся целыми немецкие танки расползаются, теряются в улицах.

Вечером в полк приехали несколько танкистов, во главе с генералом. И опять сердечные благодарности, объятья.

Ужинали вместе, в столовой. Генерал поднял тост за боевую дружбу, отдельно за то, что вопреки категорическому приказу генерала, все-таки не разбомбили его.

— Ах, Бегельдинов, Бегельдинов, я же тебя за невыполнение моего боевого приказа в трибунал послать должен. Но не пошлю, — нет, не пошлю. А за жизнь мне тобою оставленную, сохраненную, спасибо.

— Скоро, скоро, братцы, — поднялся он, — выпьем в Берлине за победу. А пока за вас, боевых наших друзей — товарищей. После сегодняшней вашей отличной мастерской штурмовки, да разве только сегодняшней? Мы у вас, друзья, в неоплатном долгу. Но ничего, братцы, в Берлине, как заберем его полностью, за все сочтемся.

Ну ты, Бегельдинов, родной ты мой, удивил меня. Немцы же были около, впритирку стояли, а вы их бомбочками, эресами. И как же точно. Нас и осколками не задели.

Ну молодцы! Ну мастера! — И опять объятья, поцелуи. И теперь уж обязательные уговоры о встрече в Берлине.

Берлин был взят. Пал рейхстаг — последний оплот фашизма. Германия капитулировала. Летчики-штурмовики вместе со всеми родами войск праздновали победу.

Злата Прага

Седьмого мая штурмовики нашего 144-го Гвардейского полка, как я думал, провели последний боевой вылет на Берлин. 8 мая представители поверженной фашистской Германии подписали акт о безоговорочной капитуляции.

До летчиков полка эта весть дошла на следующий день. Меня разбудили крики, выстрелы. Натянув брюки и схватив на всякий случай свой «ТТ», я выскочил из дома. Весь состав полка был на летном поле. Летчики, механики, оружейники, солдаты роты охраны и аэродромного обслуживания метались по полю, обнимались, и что-то разом все кричали. Я уловил одно слово:

— Победа!

Подскочил стрелок Абдул, стиснул меня в объятиях.

— Победа, командир, победа! Войне конец! — А на глазах слезы.

— Победа! Победа! — закричал, замахал руками и я, наконец осмысливший произошедшее. — Победа! — кричал я, обнимая всех, кто попадал под руку.

Летчики собрались в столовой, выпили по фронтовой. Механики притащили вино. Заиграл баян. Полетов в этот день не было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное