Пике в бессмертие

В один из дней на штурмовку станции Долинской и крупного железнодорожного узла Шевченково, вылетела шестерка, вел которую штурман эскадрильи старший лейтенант Петр Горбачев. Справа — самолет лейтенанта Коптева, слева я.

Перед вылетом летчиков предупредили о том, что Шевченковский узел сильно укреплен, располагает мошной противовоздушной зенитной обороной. Будьте начеку.

Летчики были готовы. Но то, что началось сразу, на подлете к этому узлу, не только превзошло все ожидания, но просто не вписывалось в наше представление. После первых залпов зениток небо буквально закрылось светлыми клубами разрывов.

Можно было бы развернуться и уйти, убраться восвояси, тем более, что первая половина задания была выполнена, штурмовка Долинской проведена была на «отлично». Но, во-первых, наличие заградительного огня, какой бы силы он ни был, не может служить оправданием неисполнения боевого задания, — на то оно и боевое, — а во-вторых, у штурмовиков еще почти полные ящики бомб, снарядов, патронов, по паре эресов. Их куда? В лес, в озеро? За такое не похвалят.

И группа идет в атаку. Штурмовики сделали один заход, второй. Внизу от взрывов дыбится земля, горят, рвутся вагоны, набитые боеприпасами, закручиваются развороченные рельсы.

Но несут потери и штурмовики. Из второго захода не выходит самолет самого ведущего, Горбачева. Снаряд рвется у самолета Коптева, но он продолжает атаки.

Постояли у самолетов, погоревали и снова за дело.

Вечером штурман полка майор Степанов расспрашивал Коптева:

— Осмотрел твою машину. Она же и по земле не поползет — вся перекалечена. Рули поворота разбиты, фюзеляж в лохмотьях, плоскости разбиты, как ты держался в воздухе? А ты на этой развалине еще и атаковал, заходы делал. Шибануло же тебя, как все говорят, еще в первом заходе.

— Машину нужно было облегчить, и я штурмовал. Сбросил, расстрелял весь боезапас разом, аварийно. Да и за гибель старшего лейтенанта Горбачева, за Веселова рассчитаться следовало, -объяснил Коптев. — Только еще не полный расчет мой. Я еще повоюю, я им покажу! — погрозил он кулаком.

И он держал слово, в моем звене, потом в эскадрилье проявлял чудеса отваги, служил примером для новичков.

Уже в следующем вылете Коптев с ведомым Журавлевым успешно бомбили артиллерийские позиции, уничтожали пехоту врага. На выходе из атаки на них обрушился вынырнувший из облаков «Мессер». Он сразу ловко заскочил в хвост штурмовику Коптева. В хвостовое оперение, в фюзеляж штурмовика впились пулеметные трассы. А молодой новичок стрелок испугался, растерялся, не стрелял. Немец мог расстрелять «ИЛа» спокойно, в упор, его-то машина была для штурмовика в мертвой зоне.

Зато сам Коптев не растерялся, он заорал на стрелка, перекрывая вой мотора, привел его в чувство.

— Бей! Атакуй! Атакуй! Бей! — выкрикивал он.

Стрелок дал длинную очередь по «Мессеру» и, нужно же было такому случиться, угодил в него. Фашист отвалил, пошел в сторону, оставляя дымный след.

В непрерывных боях подстерегали и неудачи, были невосполнимые потери. Большой утратой стала гибель опытного летчика Юрия Гусева, причем прямо на аэродроме.

В первом развороте после взлета у Гусева отказал мотор и он, доложив об этом на КП, пошел на вынужденную посадку, на тянувшееся рядом с аэродромом ровное поле. Наблюдавший за взлетом сменивший Митрофанова командир полка Шишкин приказал:

— Гусев, разворачивайся на аэродром! Садись на аэродром! Разворачиваться на стометровой высоте тяжелому самолету практически невозможно. Он, как и должно было случиться, свалился при повороте на крыло и рухнул.

Не возвратились с боевого задания летчик Кирилов и его стрелок Приходько.

Прошло какое-то время и, после того, как полк обосновался на освобожденном нашими частями аэродроме, там был обнаружен в ангаре самолет пропавших летчиков, он был цел и невредим. Недоумению летчиков не было конца. Гадали по-всякому, сходились в одном — у летчиков кончилось горючее.

И это оказалось точным. Оба пропавших возвратились. Вид у них был ужасный: оборванные, исхудавшие. Объяснили: «После боевой штурмовки отбились от группы, потеряли ориентировку. Кончилось горючее, пошли на вынужденную посадку. Сели как надо, но тут же были окружены и захвачены немцами. Из плена бежали».

Нашелся и явился любимец полка Иван Бокута и стрелок Тхаржевский. Их самолет был подбит в бою и упал за линией фронта, на немецкой стороне. Все считали, что экипаж погиб. Но на другой день их привезли из пехотной части, на машине. Оба перебинтованные, у летчика ранение в голову, у стрелка разбита нога. Но, несмотря ни на что, они и все летчики эскадрильи ликовали, как же — воскресли из мертвых! У летчиков, на фронте, такое случается не часто, обычно, не вернулся из полета — считай, пропал, погиб. Их счастье, что упали в лес, на деревья, в непосредственной близости от линии фронта. Стали пробираться по кустам и вышли на своих. И еще счастье, что не затаскали к себе на допросы «смершники».

В те дни в моей фронтовой биографии произошло важное событие. Поступил приказ о назначении меня командиром эскадрильи.