Пикировщики

Большим событием в жизни нашей авиадивизии стало вручение полкам гвардейских знамен. Как сейчас помню строй перед самолетами — тех, с кем вместе ходили в атаки. Командиры полков подполковники С. Н. Гаврилов, В. И. Дымченко, майор Н. К. Зайцев приняли Красные знамена из рук заместителя командующего 1-й воздушной армией генерал-майора авиации А. К. Богородецкого. С гордостью прикрепили на гимнастерки гвардейские значки мои боевые товарищи. Потом нас горячо поздравили шефы — рабочие и работницы Красной Пресни. Они привезли подарки, письма, наказы своих трудовых коллективов. Общение с шефами, да еще в такой знаменательный день, подняло настроение всем авиаторам. Для нас такие встречи были словно свидания с родным домом, символизировали кровную связь народа с армией.

Невольно припоминается, как наши шефы приглашали к себе на предприятия и заводы: «Вот окончится война...» Особенно агитировали специалистов инженерно-авиационной службы. Возросшая квалификация и опыт наших инженерно-технических кадров позволили уже к тому времени освоить скоростной метод ремонтных и профилактических работ на материальной части, обеспечивая при этом их надежное качество. А в том, что дивизия стала гвардейской, большая заслуга конечно же принадлежала и нашему инженерно-техническому составу, организаторам инженерно-авиационной службы — коммунистам инженер-подполковнику Н. А. Зиханову, инженер-майору А. А. Голубеву, инженер-капитану Н. П. Клименко, старшему технику-лейтенанту В. Н. Фаренюку.

Узами крепкой фронтовой дружбы связала меня война со старшим инженером дивизии Н. А. Зихановым. Спокойный в любой обстановке, Николай Александрович дело свое знал хорошо, любил и, помню, как-то легко ему удавалось доставать все необходимое, что требовалось для боевой работы. Случалось, что в полках недоставало каких-то запчастей. Не ожидая, когда они поступят по разнарядке, наш инженер садился на У-2 и летел к главному инженеру воздушной армии — пустым оттуда он никогда не возвращался.

Николай Александрович, между прочим, управлял «кукурузником» сам. И вот однажды возвращался он из очередной «побывки» на складах воздушной армии. Самолет, можно сказать, едва летел: на плоскостях У-2 были прикреплены две подмоторные рамы для «пешек», была до отказа заполнена запчастями и кабина летчика. И вдруг из-за облаков на него стремительно рванулись два «фоккера»...

В тот день, а случилось это 18 февраля, я возвращался из политотдела армии тоже на У-2. Маршрут от Сырокоренья до нашего Коровина пролегал над заснеженными смоленскими полями, изредка под самолетом проплывали небольшие перелески, кустарники. В воздухе было спокойно, но по опыту я знал — ухо держи востро: немцы любили выслеживать в прифронтовой полосе одиночные транспортные да связные самолеты, а потом нападали на них. За каждый сбитый У-2 немецким летчикам давали Железный крест.

Я летал на своем беззащитном У-2, всячески соблюдая меры предосторожности: на бреющем опускался в балки, прижимался к лесным опушкам и, крутя головой чуть ли не на все 360 градусов, зорко всматривался в серое февральское небо. В этот раз на середине пути где-то по курсу я заметил пожар. Сильный ветер стлал по земле полосу черного дыма. Подлетаю ближе, вижу: горит У-2. Рядом с ним летчик в кожаном реглане нараспашку — машет руками, зовет на помощь. Я покачал машину с крыла на крыло и, выбрав вблизи ровное место, произвел посадку. Ко мне тут же подбежал пилот с горящего самолета, в котором я узнал нашего инженера.

— Что случилось, Коля? — спрашиваю Зиханова.

— «Фоккеры», сволочи!.. Подожгли с четвертой атаки. Мне с грузом, подвешенным под крыльями, хоть плачь: нельзя ни маневрировать, ни прибавить газу...

Николай Александрович, расстроенный, что не смог спасти самолет, рассказал о подробностях встречи с фашистскими истребителями. Дело в том, что немцы пытались добить летчика и после его посадки — принялись пикировать и осыпать его очередями из пулеметов. Зиханов отбежал в сторону, пытался замаскироваться в снегу, но снег оказался очень твердым и зарыться в него не удалось. Судьба, что ли, смилостивилась: ни пуля, ни снаряд его тогда не задели, а фашисты, считая, что летчик убит, ушли восвояси.

Смотрел Николай Александрович на свой полыхающий У-2 и с досадой говорил:

— Жалко машину. На редкость летучей была...

— А я поздравляю тебя со вторым рождением, — поддержал я Зиханова и, устроив инженера в свой «кукурузник», пошел на взлет, домой...

Словом, знали шефы-краснопресненцы, кого отбирать себе на послевоенные дела в народное хозяйство. Наша-то дружба с тружениками Краснопресненского района столицы зародилась еще в июньские дни 1942 года, когда дивизия базировалась на подмосковных аэродромах. Она развивалась и крепла с каждым месяцем. Многие предприятия района райком партии распределил и закрепил за полками дивизии, так что встречи с москвичами каждый раз выливались в настоящую братскую манифестацию.