Понемногу приходя в себя, я понял, что случилась. Чертова палатка от старости давно лишилась водоотталкивающего слоя, и пропускала влагу уже несколько часов. Я потрогал ткань — она была насквозь мокрая.
«Дерьмо!» Я понял, что жутко облажался. В молодости, будучи скаутом, я не допустил бы такой оплошности. Переворачиваясь, я слышал, как спальный мешок издает противные чавкающие звуки. После непродолжительных попыток найти сухое место в палатке, я сдался и выбрался наружу.
Было холодно, у меня зуб на зуб не попадал. Казалось, даже кости промокли и смерзлись. Я доковылял до кострища. Под пеплом еле светились неостывшие угольки. Я подбросил хорошую связку дров сверху, поковырял палкой и сел поближе, ожидая, пока разгорится костер. Ночь удовольствий продолжалась.
Пламя быстро охватило поленья, и уже через пять минут я почувствовал себя, как кусок бекона на сковороде. Волшебство! Промокшая одежда на мне начала дымиться, но только спереди. Спиной я ощущал ледяной холод. Нужно было изобрести другие способы прогреться. Плохо было то, что я не получил достаточную порцию калорий на ужин, не считая проклятых фруктовых сушек, поэтому мой организм не справлялся с самообогревом. Я еле заставлял его держаться прямо и не падать.
Я представил себе раскаленные радиаторы в моей квартире. От них струится тепло. М-мм. Как приятно. Мне так жарко, что я вынужден раздеться. Господи, со мной Линда, как я мог забыть. Она стоит рядом, полураздетая, дрожащая. Я опускаюсь на колени перед ней, трогаю языком пониже пупка, и медленно, ме-едленно стягиваю с нею трусики.
Мои мечтания прервали посторонние звуки. Затем раздался взрывной кашель, я обернулся, увидев Ли с заспанным лицом, выползающую из палатки. Палатка была ярко освещена внутри флуоресцентным светом. Девушка была одета, как на парад: та самая утепленная курточка, спортивные трусы, и незашнурованные ботинки на босу ногу.
«Господи, Дэниэл, что происходит? Если ты желаешь моей смерти через удушение, тебе достаточно было заглянуть в палатку и придушить меня подушкой.» Она закашлялась.
«Я голоден,» — огрызнулся я. «Вот, поджариваю себя на вертеле.»
«Бог мой, да открой же заслонку!»
«Ты что, бредишь? Какую к черту заслонку?»
Ли обреченно вздохнула, преувеличено глубоко, и поэтому не удержалась от очередного приступа кашля. Затем занялась делом — отбросила поленья подальше от костра, затоптала дымящиеся головешки. Она дернула свисающую сверху веревку от тента, которую у никогда не замечал, и край брезента приподнялся, открывая окошко, через которое чудесным образом мгновенно улетучился весь дым.
Она молча стояла, вглядываясь в темноту отступающей ночи, словно желая призвать ее в свидетели свершившемуся чуду. Она сама мне казалась чудом освещенная красным заревом от огня. Длинные стройные ноги с кожей цвета старого золота. Обтянутые трусами ягодицы показались мне слишком возбуждающим зрелищем, тем более что мой мозг еще толком не остыл от недавних видений голенькой Линды.
Она повернулась ко мне: «Чем ты тут занимаешься, в конце концов?»
Я быстро отвел глаза. «Сохраняю огонь.» Так, глазел на твою попку. А сейчас пытаюсь не смотреть на холмик у тебя между ног…
«Ну-ну.»
«В основном, хотел согреться. Страшно замерз.»
«О чем ты говоришь? Сейчас вовсе не холодно. Глянь-ка на меня — стою тут полуголая, и хоть бы один пупырышек гусиной кожи.»
«Между нами лежит пропасть, сестричка. День и ночь, река и пустыня,» — я отвернул манжеты, чтобы проиллюстировать этот факт. Костер тут же зашипел от стекающех капель воды.
«Дэниэл! Как это случилось?»
«Я намочил свою постельку. Или наоборот… Или что-то залило меня, постель, и все остальное. Это грустная, грустная история. Видишь эту палатку? Это не палатка, это дерьмо, через которое просачивается весь этот чертовый поток с неба.»
Она фыркнула с презрением: «Но ты мог это предвидеть!»
«Дерьмо!» — зло сказал я. «Ничего я не мог предвидеть! Я не колдун и не синоптик, твою мать. И даже если бы я знал этот дерьмовый прогноз погоды, я бы все равно ни черта бы не предвидел. Этот твой чертов лес, и вшивый пикник, на черта он вообще сдался, хотел бы я знать?» — тут меня передернуло, и зубы принялись выстукивать марш гвардейцев, так что обличительную речь пришлось прервать.
«Силы небесные,» — пробормотала Ли, и наклонилась, чтобы осмотреть меня поближе. «Да у тебя губы посинели, как у мертвяка. Дэн, немедленно залезай в мою палатку. Только не в этой одежде — с нее течет.»
«Я знаю,» — простучал я, словно азбукой Морзе, — «только на мне самая сухая одежда из всего барахла, которое у меня имеется.»
Она наморщила лоб, задумываясь. Я почти мог видеть, как со скрежетом проворачиваются шестеренки у нее в мозгу. «Окей. Залезай в палатку, пока я смастерю сушилку для одежды. Пошарь в рюкзаке — там мои спортивные штаны, и полотенце тоже. А мокрые тряпки отдашь мне.»