Пикник

Тут подошли внимательные орлановские родители. Внимательные не в смысле заботливые, а в смысле наблюдательно-интересующиеся. Стали спрашивать про школьные успехи, любимые предметы, свободное время. Интересовались они так искренне, что увлекли своим интересом к собственной персоне заброшенную с некоторых пор Угорскую, и та стала болтать с ними свободно и открыто, как в прежние, лучшие свои дни. Она даже поделилась планами на будущее – сказала, что будет филологом, как мама, но не лингвистом, а литературоведом.

– Вот это определенность! – восхитился военный атташе. – Тебе бы, Людмила, тоже не мешало так определиться.

Только сейчас до Угорской дошло, что Орланова – тоже Люда.

– А почему не по папиной стезе решила пойти? – умело вырулила на дальнейшие расспросы о родителях любопытствующая мать.

– А, он экономикой занимается, скука! – беззаботно махнула рукой Угорская.

Орлановы-старшие как-то молниеносно переглянулись и даже вроде бы слегка кивнули друг другу. Раньше Угорская, погруженная в спокойное течение своего детства, и не заметила бы такого мельчайшего нюанса, но в последнее время все в ней изменилось, и временами она была уверена, что отчетливо слышит чужие мысли. Сейчас она поняла, что прошла экзамен на право дружить с Орлановой. Устойчивая и размеренная жизнь этой семьи искушала их уверенностью в том, что все зависит от них и что они что-то решают. Они не чувствовали за своими спинами равномерно-равнодушное дыхание судьбы, оттого и могли себе позволить планировать будущее и формировать должный круг общения.

– Давайте в воскресенье устроим пикник. Ты, Людмила, пригласи школьных товарищей, кого сочтешь нужным. Мы все организуем, – предложил папа-дипломат.

– Да, посидим на травке, встретим бабье лето, – задушевно подхватила чуткая Орланова-старшая.

– Хорошо, спасибо, если дома отпустят, – вежливо отговорилась Угорская.

Она знала, что ни на какой пикник не пойдет. Ей было не до детских игр на травке. Действительность подступала к горлу муторной тошнотой.

– Пусть Люда ко мне тоже приходит, – добавила она тем не менее, соблюдая положенные правила приличия.

– Нет-нет, – поспешно отвергла несоответствующее предложение орлановская мать, – мы не любим, когда Людочка ходит к чужим. К нам – всегда пожалуйста, в любое время.

– Она может съесть в гостях не то, у нее аллергия, – попытался сгладить чванливый отказ жены атташе, но получилось у него это как-то по-бабьи суетливо.

– А мы не будем ее кормить, – пообещала Угорская, глядя ему прямо в глаза.

Отец глаз не отвел. Мгновение девочка и взрослый мужчина читали мысли друг друга. Она ощутила его непробиваемое довольство и сытую совесть.

Он – глубокую печаль и тревогу. В целом оба почувствовали кровную несовместимость. Но через какой-то миг в ворохе пустых прощальных слов все это было похоронено.

– Так не забудь: в воскресенье пикник, ты первая среди приглашенных. Если хочешь, я позвоню твоим родителям, все им растолкую.

– Нет, нет, не надо, я сама спрошу, они и так разрешат, я приду, – согласилась Угорская с чрезмерной поспешностью.

– Иди, – отпустила мама, – иди на пикник, хоть поешь там по-человечески.

В ней вдруг мелькнула тень прежней доброй улыбчивой прелести, поэтому Люда решилась продолжить разговор.

– Мам, а что это значит – военный атташе?

– Это значит – кагэбэшник сучий, – с взрывной злобой вернулась мать к новому своему облику.

Угорская с недавних пор знала, что кагэбэшник – это представитель вселенского зла, который может сломать твою жизнь в одночасье, прихлопнуть тебя, как муху, когда надоест твое жужжание.

Интересно, а что кагэбэшники делают за границей?

Но лучше было не продолжать и оставить все как есть, раскрыть учебник, учить стихотворение, которое задали всему классу и которое спросят у всех, кроме нее, потому что ее нет в списке. Пять лет была, а теперь нет. Теперь она так.

С погодой на пикнике повезло: светило солнышко, было жарко совсем по-летнему, листья еще не начали желтеть, земля пахла жизнью, а не вечным сном, как во время печального осеннего сожаления о былой безудержной щедрости.

В небольшом парке почти никого не было: заядлые дачники наслаждались последними солнечными деньками за городом, заядлых горожан осенью на природу не тянуло.

На траве расстелили две скатерти: одну для взрослых, другую для детей, разложили еду из корзинок. Красивую и наверняка вкусную еду. Взрослые сидели достаточно далеко и в детские развлечения не вмешивались. Мужчины выпивали по рюмочке, не демонстративно, умеренно, для усиления радости общения с природой. Детским развлечением поначалу была еда в ярких упаковках. Каждый хотел попробовать невиданные печеньица, крохотные многослойные бутербродики, малюсенькие, как ягодки, помидорчики.

Потом все разбились на группки и разбрелись кто куда, оставаясь при этом в пределах видимости для мирно закусывающих взрослых.

Угорская отошла от всех и села в теньке под каким-то колючим кустом прямо на землю. Солнце ее раздражало, словно напоминая, что для кого-то возможно счастье и праздник, но не для нее.