Пикник на Лысой горе

Поскольку это случилось на памяти родных впервые, то все, включая Дюшу, примолкли.

— Хватит марать меня грязью! — звенящим от злобы голосом сказал Эрнест. — Что вы можете мне предъявить? Еще не придумали такую статью в вашем жалком Уголовном кодексе, господин инспектор, который бы запретил писать любовные письма. Да что я оправдываюсь? Это вообще была лишь шутка. Я ведь давно знал, что у моей мамочки был роман с доктором. Я был к тому времени уже достаточно взрослым, чтобы понять, что к чему. Или по крайней мере смекнуть об этом впоследствии. И я не так уж виноват.

Если хотите знать, то одно письмо от матери к доктору Гуну все же существовало в действительности. Его моя мать написала перед своей смертью. И передала это письмо одной нашей соседке — глупой вздорной бабе, чтобы та передала его адресату после ее смерти.

Худшего почтальона моя мать не могла выбрать. Эта соседка — самая большая сплетница, какую знал свет.

Госпожа Лолла! Все знают, что у этой особы прямо неуемное любопытство и постоянный словесный понос.

Разумеется, она бы не остановилась перед тем, чтобы прочесть письмо моей матери. А потом растрезвонить на весь свет о ее тайнах. Наша семья была бы опозорена.

— И что вы сделали?

— Я не мог допустить, чтобы наша соседка сунула нос в наши семейные тайны. Что с того, что эта женщина служила в доме доктора экономкой? Это еще не давало ей права влезать в его личную жизнь.

— Так почему же доктор не получил этого письма? — спросил инспектор.

— Потому что я выкрал это письмо из сумочки госпожи Лоллы. Оставил там лишь пустой конверт. Его она могла изучать, сколько ей влезет.

— А что вы сделали с письмом?

— Конечно, я прочел его, — ответил Эрнест. — Это ведь моя мать! Я должен был знать, что она пишет.

Поймите!

— И что же написала ваша мать?

— Мать писала доктору, что просит у него прощения за те несчастья, что выпали на его долю по ее вине. И по вине ее мужа. Затем она рассказывала всю эту некрасивую историю с доносом отца. И в заключение она писала, что Алексей и в самом деле сын доктора. И что она хранила это в тайне исключительно из опасения за свою жизнь и за жизнь доктора.

И что она просит доктора никого не винить в том, что им пришлось расстаться. Что это, мол, судьба. А доктор слишком ей дорог, и это ее предсмертная просьба.

Она очень просит ее выполнить. Перед смертью она хотела бы для всех своих близких мира и покоя. А для этого пусть все остается, как есть. В общем, писала доктору как близкому и родному человеку.

— И это письмо сохранилось? — спросил инспектор.

— Конечно, — фыркнул Эрнест. — Я не так глуп, чтобы уничтожать улики. Так что в моей шутке с поддельными письмами была доля истины. Я всего лишь немного увлекся и сделал не одно, а несколько поддельных писем. Но все они отражали истинное положение вещей. Но, учтите, история с письмами — всего лишь шутка! На этом я и буду стоять. А все прочее — ваш вымысел, инспектор. Лично я никого не убивал.

Это все доктор сделал. Он сам! Что же касается завещания, то вы ошибаетесь. Мы все его читали, Алексей там не вычеркнут. Другое дело, что он, как честный человек, не захочет получить эти деньги.

— Зато захочу я, — сказала Ингрида. — Как-никак я дочь Роланда.

— Этому нет доказательств! — обрадовался Эрнест. — Ты ведь их сама сожгла собственными руками.

— Так что, эта скотина остается единственным наследником? — шепнул Бритый Инне.

— Судя по всему, так, — кивнула она.

— Но я не понимаю, зачем затеяна вся эта катавасия с поддельными письмами? — не отставал Бритый. — Если, как говорит этот хмырь, и в самом деле было письмо его покойной матери, где она во всем каялась перед доктором Гуном, то зачем понадобились еще другие письма?

— Для эмоционального накала, — пояснила ему Инна. — Одно дело, когда случайно всплывает одно-единственное письмо. Тут позлишься, а потом, глядишь, и придумаешь какое-нибудь оправдание неверной. И совсем другое, когда на тебя сыплется целая куча таких писем. Тут никакая психика не выдержит.

И с доктором Гуном произошла та же история. Он тоже расчувствовался, читая письма своей Эрики.

— Да, — согласился Бритый. — Хотя, будь я на месте вашего почившего дедули, мне бы и одного письма хватило, чтобы разволноваться.

Все общество, пока Инна с Бритым шептались, сидело мрачней тучи. Обидно, когда вполне законные деньги уплывают от тебя к мерзавцу. Но мрачней всех были Ида и Дюша со Стаей. Все же потеря денег — это еще не конец. А вот узнать, что родной отец и муж подлец, каких свет не видел, — это уже серьезно.

— Мерзкая гнида, всех сделал и еще скалится.

Я этого не выдержу. Я ему сейчас всю морду расквашу, — расстраивался справедливый Бритый. — Этого нельзя допустить. Инна, это настоящий ужас! Если бы тут были мои ребята!

— Да, — согласилась Инна. — Ужас! Но ты не волнуйся. Я сейчас все исправлю!

— Если ты это сделаешь, клянусь целый месяц слушаться тебя во всем, — отчеканил Бритый. — И даже мыть посуду буду сам. В знак полного преклонения перед твоей гениальностью.

Инна улыбнулась и поднялась со своего места.