Пикник на Млечном пути

– Как сосед дядя Миша, своим здоровьем? – Он делал это постоянно, обещая жене больше не пить, но каждый день ходил под мухой. Причем был здоров как бык, а вот супруга его часто хворала.

– Нет, ты поклянись моим, – хитро предложила Симона.

Соломон так и сделал. И с того дня нерушимая клятва Берковичей была именно такой: брат с сестрой клялись здоровьем друг друга. Когда они стали взрослее и между ними началось то, что началось, она обрела новый смысл. Когда любишь, не пожалеешь себя, но сбережешь того, кто тебе дорог… Пусть и гипотетически.

– Итак? – с нажимом проговорила Симона.

– Клянусь твоим здоровьем, – выдавил из себя Соломон.

Она просияла и, шагнув к брату, чмокнула его в лоб.

– Спокойной ночи.

Он кивнул и натянуто улыбнулся. Его ночь точно не будет спокойной.

Следующие полгода прошли без особенных событий. Отношения Берковичей наладились. Они стали такими, как в детстве. Тесными, душевными, без налета сексуальности. Вернее, так думала Симона. Соломон же мечтал о сестре еще сильнее, чем раньше, – запретный плод слаще. Но он держал себя в руках, был верен клятве. Но иногда, когда точно знал, что сестра не явится в ближайшие час-два, проникал в ее комнату (сделал дубликат ключа), надевал на себя вещи Симоны, подкрашивался ее косметикой и ходил в ее образе по дому. Иногда ласкал себя, забравшись в кровать сестры.

Нет, он не хотел быть женщиной, как мужчины-транссексуалы. Он мечтал стать Симоной. Только ею.

Зимнюю сессию сестра завалила. Но, к недоумению Соломона, нисколько не расстроилась, а с легким сердцем забрала документы из вуза, сказав, что искусствоведение не ее, она хочет петь. Брат пытался Симону вразумить, напирая на то, что родители не одобрили бы ее решения, оба считали, что начатое надо доводить до конца, но сестра отмахивалась:

– Они хотели бы видеть меня счастливой в первую очередь, а я не ощущаю себя счастливой, посвящая себя тому, что мне неинтересно.

– Но образование необходимо.

– Буду заниматься, а по осени поступать в Гнесинку.

Что-то во всей этой истории было не так. Симона не была такой бесшабашной раньше. И желания стать певицей не изъявляла, хотя имела отличный слух и голос. Впрочем, как и Соломон. Когда его голос сломался, превратился в баритон. Но петь он мог и дискантом. Голосу Симоны он подражал с легкостью. Так что в Гнесинку он, скорее всего, поступил бы легче, чем сестра. Но в отличие от нее он не бросал дел на полпути и не менял своих решений с бухты-барахты.

Симона начала заниматься вокалом. Брала уроки у бывшего преподавателя той самой Гнесинки, куда вознамерилась поступить. Соломон иногда сопровождал сестру к нему. Старик ему нравился, с ним можно было поговорить о разных вещах, не только о музыке, а еще он отлично играл в шахматы. Можно сказать, они подружились, и Берковичи порою засиживались у педагога. Как-то вечером к нему заявился внук Филипп. Он учился на третьем курсе вокального отделения Гнесинки, был красивый, развязный, до неприличия модный, обожал рок и лично знал самого Костю Кинчева. Как оказалось, Симона парня знала давно, еще с лета. Они вместе собирали на юге урожай абрикосов. При этом, когда они разговаривали, сестра старательно отводила взгляд и отвечала сухо, тогда как Филипп вел себя так, будто Симона его близкая подруга. Соломон напрягся. И засобирался домой. Сестру тоже увел, хотя внучек уговаривал ее остаться.

– Что у тебя с этим хлыщом? – спросил Соломон, едва они покинули квартиру преподавателя.

– Я же сказала, познакомились на юге…

– Да, и дальше?

– А что дальше? Разъехались. Он в Москву, я в свой город.

– Но Филипп сейчас здесь.

– Он местный, в столице просто учится, и деда обожает, поэтому навещает его регулярно.

– Значит, вы видитесь.

– Если совпадаем.

– Слишком много совпадений, Симона, – он рычал от злости, но голоса не повышал.

– В трудовом лагере мы устраивали посиделки у костра. Пели под гитару. Филипп оценил мой голос и сказал, что я могла бы поступить в Гнесинку. И если вдруг я надумаю, дал координаты деда. Все очень просто.

Она говорила уверенно. Голос ровный, спокойный. И рука, которой она держалась за его локоть, не дрожала.

– Любая девушка на твоем месте влюбилась бы в Филиппа!

– Я не любая.

И перевела разговор на другую тему.

На майские праздники Берковичи по давней семейной традиции поехали за город. У отца была любимая деревенька в часе езды на электричке и в сорока минутах ходьбы от станции. Там он, будучи студентом-ботаником, выискивал растения для гербария. В деревеньке имелись покинутые дома. И под крышей одного из них, самого маленького, но крепкого, они прятались от дождя. А если еще и холодно было, растапливали печку-буржуйку, пока ее в девяностые не украли.