Пикник на Млечном пути

– Спасибо, дорогой, но мне еще за руль.

– Ты мент. Можешь и бухой ездить.

– Могу, но не хочу.

– Зануда, – покачал головой Гудвин и вернул спирт на полку несгораемого шкафа. – Пошли в приемный покой. Чаем напою. Не элитным, правда. Обычным.

– Да я на минутку, не беспокойся.

– Тогда давай покурим.

Бах чуть не запрыгал от радости. Сам не курил. И табачный дым не любил, но готов был его нюхать, лишь бы покинуть «Изумрудный город».

Они вышли на улицу. Гудвин сунул в рот сигарету, прикурил. С наслаждением затянувшись, спросил:

– Чего хотел?

– Ты ведь тридцать лет тут работаешь?

– Тридцать два, – уточнил Гудвин.

– Значит, можешь помнить один случай… Муж с женой умерли от отравления каким-то диковинным растением.

– Когда это было?

– Двадцать два года назад.

– Давно…

– Понимаю. Но это особый случай. Муж был ботаником и таскал домой всякие семена. Жена перепутала их с приправой, добавила в еду. Они покушали и… умерли! Потому что спасти их мог…

– Только африканский шаман, – закончил за него Гудвин. – Я вспомнил!

– Аллилуйя!

– Я тогда на места преступлений выезжал. Нас бригада «Скорой помощи» вызвала. Приехали, я обалдел. Два трупа в таких позах… Никогда не видел подобного! Их скрутило так, что я подумал, все кости переломаны. Но нет, это яд так действовал…

– Значит, все верно, не обманула меня Симона.

– Это кто?

– Дочка покойных. Она по текущему делу проходит. Я говорил тебе о брате с сестрой, которые мне не нравятся. Эту историю мне рассказала Симона. Я решил перепроверить ее. Вдруг, думаю, наврала, чтоб на жалость надавить. Она ж так преподнесла, что стала свидетелем смерти родителей. Наблюдала их агонию, но не могла помочь.

– Не она – брат, – выпустив дым через нос, проговорил Гудвин.

– Брат? – переспросил Андрей.

– Ты Бах или Бетховен, Андрюша? Первый вроде глухим не был.

– Ты точно помнишь, что…

– Да, да, да. Паренек нам дверь открыл. С усишками, чернявенький. Был в соплях, слезах. Про семена он нам рассказал.

– А откуда он узнал, что родители именно ими отравились?

– Опера спросили, были ли в доме яды. Он вспомнил, что отец приносил какую-то экзотическую дрянь, велел всем быть внимательными, и не брать пакетик, но сам был уже в том возрасте, когда можно забыться и без штанов на улицу выйти. Вот и положил семена не туда. Я их исследовал, да, африканские. Из Занзибара. Само растение безвредно. Как драконовое дерево, например, растущее в каждом десятом палисаднике. Но ядом, выделяемым одним семенем, можно отравить взрослого человека. А в блюде, которое кушали… как их, говоришь?

– Берковичи.

– А в блюде, которое кушали Берковичи, кажется, это был пряный рис с курицей, мы нашли четыре семени. Вот их и скрутило так, бедных…

– Никого из детей не подозревали?

– Расследование было, но такое… – Он потряс расслабленной кистью. – Категории «лайт». Я, естественно, подробностей не знаю. Но в невиновности младших Берковичей вроде никто не сомневался. Все им сочувствовали, особенно сыну. Это страшно – видеть, как в мучениях умирают твои родители.

– Значит, сыну все-таки, – протянул Бах, взъерошив свою густую шевелюру цвета снега. – А я почему-то так и думал…

– По поводу?

– Пола Симоны!

– Ой, композитор, не пугай меня. Я ничего не понимаю из твоих реплик.

– Если захочешь, потом объясню. Надо кое-что выяснить.

– Что, в двух словах?

– Кто мальчик, а кто девочка! Вот я тебе выдал целых пять…

И бросился в кабинет, чтобы взять ключи и документы. Не зря ему эти двойняшки не нравились! Слишком они были похожи друг на друга даже для однояйцевых близнецов…

Симону изображает Соломон! Но зачем? И где его сестра?

Глава 7 «Соль»

Он сидел на диване в своей любимой позе «по-турецки». На коленках альбом с фотографиями. В нем самые драгоценные снимки. Не семейные! Другие…

Те, которые отцу были особенно дороги.

Он вставлял их в прорези альбома, обшитого парчой. Да, да, не каким-то там плюшем, как другие… не обклеен дерматином, не обложен ламинированной бумагой…

Драгоценный альбом отца был парчовым. Его подарили Ивану Соль на день рождения ученики. Купили обычный, ничем не примечательный, но, что называется, довели до ума. Саша листал этот альбом еще маленьким мальчиком, то есть презенту было больше тридцати лет, а снимкам – от сорока до двадцати. Парча истерлась на уголках, залоснилась, но фотографии в альбоме оставались такими же яркими, живыми. Как говорил отец, чтоб снимок не пожелтел и не поблек, нужно правильно разводить проявитель с закрепителем, и хорошенько промывать фотографию после контакта с ними. Только и всего!

– Александр Иванович, – услышал Соль голос своего шофера. – Вы где?

– Тут, – откликнулся он.

– К вам гостья.

– Проводи ее, пожалуйста, ко мне.

Послышался стук каблуков, и спустя минуту в кабинет, где расположился Александр, влетела (именно так!) Лариса.

Волосы в беспорядке, но каком-то замысловатом. Макияж умеренный, но продуманный. Одежда скромная, но подчеркивающая все, что нужно.

Соль улыбнулся.

Готовилась!

– Еще раз здравствуйте, Лариса.

– Добрый день, – по-деловому проговорила она и строго поджала губки.