Пикник на Тенерифе [Пикник на Тенерифе. Король нищих. Святой в Голливуде. Бешеные деньги. Шантаж. Земля обетованная. Принцип Монте-Карло]

— Тоща, почему они дали тебе возможность уйти прошлой ночью? — спросил Хоппи после напряженных раздумий, во время которых он так морщил лоб, что было видно, как шевелятся волосы на голове.

— Это я и стараюсь понять, — медленно произнес Святой. — Думаю, они зря времени не теряли… Теперь у Мамаши Хейзел есть бутылка виски с моими отпечатками, и тут уж ничего не поделаешь…

Теперь дым к потолку поднимался кольцами, Саймон старался добиться их идеальной окружности.

— К тому же, — заговорил он, размышляя вслух, — что-то зловещее было в ее голосе при словах о том, что в ее отеле есть и женщины. Хотел бы я знать…

Он снял телефонную трубку и позвонил Монике Веринг, но ее номер не отвечал. Сегодня они собирались обедать вместе, и маловероятно, что такая пунктуальная личность забудет о приглашении. Может быть, она отправилась по магазинам, успокоил себя Темплер.

До половины второго он звонил каждые полчаса, не выходя из номера из-за боязни пропустить ее звонок. Этот день запомнился ему надолго. Саймон покрыл не одну милю, расхаживая из угла в угол, как лев в клетке. И уж больше всего в этот день пострадал ковер… не меньше, чем за год.

Святой ругал себя за то, что не сумел удержать ее от необдуманных шагов и что вообще держал ее в курсе событий.

Тем временем Юниац продолжал упражняться в искусстве духовой стрельбы на местности. Указаний от шефа он не получал, а за годы, проведенные со Святым, Хоппи давно понял, что проявлять инициативу или напрягать собственные мозги — напрасная трата времени. Поэтому любимому занятию он предавался с упоением.

К пяти часам Саймон вспомнил, что сегодня есть дневной спектакль, и немедленно отправился в театр Мартина Бека. И там выяснил, что в связи с болезнью мисс Веринг участия в спектакле не принимает. Святой не успокоился и разыскал режиссера.

— Все верно, — подтвердил тот. — Она звонила мне утром и сказала, что нездорова, и если отойдет, то придет к вечернему спектаклю, но в этом случае предварительно свяжется со мной.

— Дело не в болезни, — отозвался Саймон. — Ее весь день не было в отеле.

Режиссер даже не возмутился, только пробормотал что-то невразумительное про артистический темперамент.

Святой на такси добрался до ее отеля. После того как в девять утра Монике приносили завтрак, ее больше никто не видел. Ключи она не сдавала, из отеля не выходила, но номер был пуст.

— Видимо, она все же ушла, но никто не понял, что это Моника Веринг, — поправил дежурного Саймон, которому все уже стало ясно.

— Вы, случайно, не видели старуху в лохмотьях, похожую на нищенку?

— Да, сэр. Наверное, она зашла в холл, пока я ловил такси.

— Как раз наоборот. Вы сами открывали перед ней дверь, — озадачил дежурного Святой и оставил того решать эту задачу в одиночестве.

XII

Котельная в подвале «Элиот-отеля» оказалась не таким уж мрачным помещением, как можно было ожидать. Там не было ничего, кроме нескольких рядов деревянных скамеек, на которых разместились апатичные обитатели приюта, обрывков бумажных украшений, оставшихся с прошлого Рождества, да грубо сколоченных подмостков, на которых восседал Стефан Элиот. Когда Святой появился в этом храме искусства, тот безуспешно пытался развеселить аудиторию.

— …ну, и, как говорила печка чайнику, я надеюсь, у вас наступает горячее времечко.

Никто не рассмеялся в ответ, но Элиот, нисколько не смущаясь, продолжал.

— Следующим номером нашей программы будет выступление миссис Уингейт.

Он помог даме взобраться на сцену, раздались дребезжащие звуки фортепиано, и Лаура Уингейт дала волю своему пронзительному сопрано.

Мое сердце как птичка щебечет,
А душа плодоносна как сад…

Тем временем Стефан Элиот спустился в зал и занял место рядом с высоким худощавым мужчиной, с которым она только что беседовала. Саймон пристроился прямо за ними, с удивлением узнав в собеседнике миссис Уингейт лейтенанта Ольвина Кирни.

— Понятия не имею, чем все это кончится. — Лейтенант пытался перекричать рулады миссис Уингейт. — Вполне возможно, это одна из его дурацких шуток, но я буду выглядеть еще глупее, если что-нибудь случится в мое отсутствие.

Элиот вытер лоб носовым платком.

— Не знаю, о чем вы говорите, — мягко заметил он, — но если он занялся этим делом…

— Ой ли? — перебил его Кирни. — И что это еще за дело?

Филантроп заколебался.

— Не могу сказать, — наконец выговорил он. — Почему бы вам не поинтересоваться у него самого?

— Действительно, почему? — согласился Святой, и оба, как по команде, одновременно повернулись к нему.

В ответ на приветливую улыбку Святого лейтенант раздраженно поджал губы. Это была естественная реакция, которую Темплер вызывал у старшего инспектора Тиля из Скотланд-Ярда, инспектора Фернана из Нью-Йорка и многих других полицейских чинов всевозможных рангов.

Вообще-то у лейтенанта Ольвина Кирни этот парень вызывал некоторые симпатии, можно было даже сказать, что он ему нравился, но в то же время ему редко приходилось вспоминать о нем, не поморщившись.