Пикник: сборник

Едва он вышел в зал, его оглушил словно бы рык разъяренного кабана: «Эй, официант!» Он повернулся в сторону зовущего клиента и увидел квадратного мордастого мистера Лаббока, который сидел за столиком в углу с блондинкой в серебристо-голубом платье декольте, столь аристократически красивой и невозмутимой, что было совершенно непонятно, как она оказалась в обществе торговца подержанными автомобилями, этого известного во всей округе горлопана и хама, к тому же неприлично богатого.

— Я двадцать минут жду «Liebfraumilch», где оно, черт вас всех дери? — заорал Лаббок. Его губы шлепали, как толстые каучуковые подошвы, в лице было столько злобы, что Пей-Гуляй отшатнулся. — И вообще, где официант? Не ты же, черт вас всех раздери?

— Я, сэр. Теперь официант я.

— Что значит — теперь я?

Пей-Гуляй, который всегда говорил робко, запинаясь, начал рассказывать, как официант поранил руку, но Лаббок, в бешенстве раздавив в пепельнице сигарету и тут же закурив другую, заорал, что ему вся эта чепуха ни к чему, плевал он на идиотов, которым не место в ресторане, ему нужно вино, и как можно скорее, черт вас всех раздери.

Все это время его дама не спускала с Пей-Гуляя глаз. Ее густые белокурые волосы падали на обнаженные плечи вольной волной. Удивительно светлые голубые глаза были ясны и прозрачны, как горный ручей, и во взгляде ее была тишина и покой.

Пей-Гуляй ушел и стал вспоминать, какое же вино велел принести Лаббок, но оказалось, что он начисто забыл название, и тогда он взял винную карту и вернулся в зал ресторана. Не будет ли мистер Лаббок так любезен повторить, какое вино он заказал?

— «Liebfraumilch», идиот несчастный! Сколько можно повторять, дырявая башка! Я всегда его здесь пью. Метрдотель специально для меня выписывает.

— Если вас не затруднит, сэр, укажите мне его, пожалуйста, на карте вин.

— Да нет его на карте, нет, кретин. Сказал же я: его выписывают специально для меня. Принесешь мне вино или я сам, пропади все пропадом, должен идти за ним?

— Сейчас принесу, сэр.

Молодая женщина все так же неотрывно глядела на него, хоть бы ресницы дрогнули. И в ее глазах было все то же бездонное понимание и тишина. Казалось, она видит его насквозь и даже знает его самую большую беду: что он не Умеет ни читать, ни писать, и поэтому названия вин, как и клички лошадей, навеки останутся для него тайной за семью печатями.

В конце концов его выручил бармен и дал ему хороший совет: «Ты лучше, Пей-Гуляй, проси их называть номер на винной карте. У нас в винном погребе все клетки с бутылками пронумерованы, я покажу тебе, где что».

Через несколько минут он уже возвращался в зал с бутылкой «Liebfraumilch» и вдруг на полпути, в широком роскошном коридоре столкнулся лицом к лицу с блондинкой. Ему только потом, долгое время спустя, пришло в голову, что она, наверное, под каким-нибудь предлогом отлучилась и специально пришла сюда помочь ему. А сейчас он просто застыл на месте, такой же пустой и негнущийся, как рыцарские доспехи вдоль стен.

— Удалось найти? — спросила она.

— Вроде бы да, мисс. Это оно?

— Оно. — Она приложила ладонь к бутылке, и он неожиданно вздрогнул от ощущения, что это она прикоснулась к его руке. — И температура как раз такая, как нужно. Принесите, пожалуйста, еще одну бутылку. Мистер Лаббок наверняка выпьет две.

Она улыбнулась, и он вообще как бы превратился в соляной столб. У него отнялся язык, но в сознании возник и вытеснил все прочее вопрос, на который в природе не было ответа: она такая красавица, воспитанная, с изысканными манерами, от нее исходит такая тишина, при чем же тут этот мужлан Лаббок? Не укладывается в голове.

— И вот еще что: мистер Лаббок любит, чтобы я первой пробовала вино. Он считает меня хорошим дегустатором. Пожалуйста, не забудьте, хорошо?

— Конечно, мисс.

Она улыбнулась, и тут в первый раз в жизни у него задрожали руки. Эти приступы неудержимой дрожи нападали на него потом несколько месяцев. Иной раз они через минуту кончались, иной раз длились чуть ли не полчаса, но в тот первый вечер, когда он подошел к столику Лаббока и начал разливать вино, он весь трясся как в лихорадке.

Лишь только первые капли упали в рюмку молодой женщины, Лаббок недовольно зарычал:

— Ты откуда знаешь, что мисс Говард обычно пробует вино?

— Сначала положено дамам, сэр.

— Ишь ты, образованный. — Лаббок издал звук, напоминающий отрыжку, в котором можно было расслышать одобрение. — Принесешь еще одну бутылку, понял?

— Да, сэр. Как только прикажете, она готова.

— Ну гляди. Эй, а что это с тобой? Дрожишь как паршивый пес.

Молодая женщина смотрела на его дрожащие руки, но сейчас подняла глаза и посмотрела ему прямо в лицо. Посмотрела так ясно и открыто, что он вдруг сразу успокоился, И, словно желая, чтобы ему стало совсем легко, сказала:

— Мне кажется, я вас раньше видела. Вы не работали в, Брайтоне в «Дельфине»?

— Нет, мисс. Никогда.

— Странно. И все-таки я вас где-то встречала.

— Не знаю, мисс, вряд ли.

— Ну что ж, зато теперь будем встречать вас здесь.

— Было бы очень приятно, мисс.

Он уже хотел отойти, но тут Лаббок прорычал: