Пикник: сборник

Она снова задумалась, по-прежнему подперев голову руками и глядя в пол.

— Если я перееду сюда, — сказала она наконец, — тут многое надо будет изменить.

— Знаю, — согласился он, — знаю, что надо изменить.

Очень многое. Знаю.

— Хорошо. — Наконец она встала и провела рукой по груди, оправляя платье. — Хорошо, — повторила она, — значит, вы согласны.

Когда на следующий день она появилась с чемоданом в руках, он не поверил своим глазам. До заставы она доехала автобусом, а оттуда он повез ее на своей машине по проселочной дороге, тянувшейся между каменными оградами, увенчанными золотом цветущей деребянки.

Когда они приехали, она спросила его, в котором часу он будет обедать, и он ответил:

— Да когда угодно. Обычно у меня всё стоит здесь.

Чтобы было под рукой.

— Займитесь своими делами, а я позову вас, когда будет готово, — сказала она.

Ему нужно было окопать еще пятнадцать рядов свеклы, и он провозился с ними всё утро. Раньше он шел домой в полдень, отрезал ломоть хлеба и кусок сыра и кипятил на плите воду для чая. Иногда он намазывал на хлеб уэрче-стерский соус. Газета приходила вечером, — ее привозил Эмет. Впрочем, он только и мог, что рассматривать картинки. За обедом ему ничего не оставалось, как пялить глаза в пустоту и с отсутствующим видом крошить хлеб двум черным котам, тершимся о его ноги.

Koгдa сегодня, так и не дождавшись ее зова, Том вошел в кухню, он сразу обнаружил там перемены. Девушки в кухне не оказалось. Керосиновая плита была вымыта, вычищена и перекочевала на новое место, у окна. Из гостиной были принесены два стула, а посреди кухни стоял покрытый белой скатертью круглый стол орехового дерева, тоже взятый из гостиной. Когда Эдна вошла в комнату, Том всё еще смотрел на него.

— В ножке завелся жучок, — сказала она. — Плохо дело. Я подумала, что лучше, если мы будем им пользоваться.

— Да, по как вы его перетащили?

— Крышка снимается. Вам придется пообедать только яичницей с беконом. Больше я ничего не нашла.

— Так, так.

— Когда приезжает мясник? И хлеб у нас тоже кончается.

— Они не приезжают сюда. Не хотят тащиться в фургонах по полям.

— Как? Никто не приезжает? Ни мясник, ни булочник, ни бакалейщик? Никто?

— Эмет привозит всё, что нужно, — объяснил он, — газету, хлеб, крупу, мясо. Ну, и еще там кое-что со станции.

— Ваш Эмет, должно быть, молодчина.

Они сели за стол и пообедали яичницей с беконом. Еда была вкусная, сытная и такая жирная, что можно было макать хлеб в растопленное сало.

Эдна надела синее домашнее платье без рукавов, и ее обнаженные до плеч руки были сильными и белыми. Ели молча. Она попросила извинения за то, что не приготовила пуддинг; она приготовит его завтра. Сегодняшний день она решила посвятить уборке. Какой пуддинг он любит?

— Кто его знает? — ответил он. — Я так давно не ел домашнего пуддинга, что и вкус его позабыл.

— Ладно, — сказала она. — Только смотрите, не говорите потом, что ваша мамаша готовила его не так.

— Мамаша? — удивился он. — Она не умела готовить. Луковая похлебка — вот и вся наша еда.

— Вы придете к чаю? — спросила она.

— Не знаю. Как удастся, — сказал он. — Может, да, а может, нет.

— Ну, тогда я знаю, — решила она. — Мне здесь хватит работы. — Она закинула руки за голову, словно стряхивая с себя легкую усталость. — Но чай я вам всё-таки приготовлю, если пожелаете. И когда пожелаете. Вы здесь хозяин.

— Хорошо, — согласился он. — Хорошо. Пусть будет часов в пять.

Он вернулся на поле и, сдвинув на затылок шляпу, принялся окучивать свеклу. Пот лил с него градом, но он продолжал работать, не обращая внимания на жару и даже не ощущая ее. Он думал о столе из гостиной. Она принесла его сама, не спросив разрешения. Значит, она была не только сильная, но и самостоятельная. И еще он думал о ее белых голых руках, лежащих на скатерти, и о том, как она откинулась назад, забросив руки за голову, и сказала, что работы ей здесь хватит, и о том, как она оправляла платье, словно поглаживала гладкую кожу на тугой груди. Она сильная девушка, к тому же красивая, и со временем, когда она приведет в порядок дом, она сможет помогать ему в поле.

Когда он возвращался домой около пяти часов, воздух был знойный и влажный, ветра не было, и притихшие куры лежали в пыли под ореховым деревом. Он заметил, что окна в доме раскрыты настежь.

В тени коровника стоял велосипед Эмета и слышно было, как в коровнике то и дело позвякивало ведро. Минуту Том стоял неподвижно. Солнце припекало его в самую макушку, и, пока он решал, куда ему пойти сначала — в коровник или в дом, до него вдруг донеслись голоса.

Когда после безжалостно яркого солнечного света он вошел в хлев, темнота ослепила его. Но через мгновение он уже увидел, что коровы подоены. Молоко в ведрах еще пенилось по краям голубоватыми пузырьками, а на полу, на зеленовато-черных лепешках навоза, кое-где блестели белые струйки.

С минуту он стоял, никого не видя и ничего не слыша. Потом голоса зазвучали вновь. Они доносились из противоположного конца хлева, и он пошел прямо на них.