Пестов представился и кратко обрисовал суть претензий со стороны правоохранительных органов к Гуменштоку. Также он пояснил, что в настоящий момент их беседа носит приватный характер и будет вестись без составления протокола. Пестов попросил Гуменштока рассказать подробнее о своей деятельности и прокомментировать своё отношение к сути предъявленных обвинений. Согласно кивнув, Гуменшток откинулся на спинку стула и задумался. При этом он придал лицу такое выражение, что будто бы ничего и не произошло, и он сидит в этом тихом прохладном кабинете со старыми знакомыми и просто милыми людьми, и наслаждается беседой. Через некоторое время Гуменшток попросил кофе, и после того, как ему принесли этот напиток, начал говорить. Свою причастность к убийствам Пал Палыч отрицал начисто. Ограничения свободы передвижения учёных признал, но отнёс это к специфике правил внутреннего распорядка усадьбы, может быть слишком жёстких, но ведь ученые сами подписывались под соответствующими строками контрактов, так что всё было в пределах закона. Ситуацию с содержанием в плену инженера Погодина он комментировал уже не так уверенно, но, считая это, по всей видимости, не принципиальным, не стал выдумывать законообразных объяснений и просто сказал: «Да. Наказал я его. Посадил в темницу. Так не ликвидировал же? Пусть радуется!».
– Вы всегда так просто относитесь к человеческим жизням и судьбам? – спросил Пестов, которого покоробила последняя фраза Гуменштока.
– Я реалист и человек действия. Для меня его жизнь представляла интерес только с точки зрения получения идей, генерированных мозгом этого инженеришки. А заботиться о себе он сам должен.
– А вы циник! – поморщился Пестов.
– Удивительно слышать подобный упрек от генерала КГБ! – слащаво улыбнулся задержанный.
– Не будем отвлекаться! Итак, что вы можете пояснить по сути своих экспериментов?
– В основном, я изучал проблемы человеческого сознания, и в этой связи, возможности управлять как отдельными представителями, так и крупными группами. Да вам, думаю, и так всё это известно, я же работал, в том числе и на вашу контору. – Гуменшток почесал переносицу и допил кофе, после чего посмотрел на присутствующих с видом победителя.
– Да что вы говорите?! – Пестов изобразил на своем лице крайнее удивление.
– А то для вас это загадка? – парировал Гуменшток. – Причём, я сотрудничал не с вашим провинциальным управлением, а работал на центральный аппарат. Так что вы поосторожнее со мной, не переусердствуйте!
– Да уж ладно, постараемся! – в тон ему ответил Пестов. – Только подскажите, чтоб мы уж совсем не ошиблись, как звали вашего куратора из Центра?
– Это вам самим должно быть известно, он меня специально инструктировал, что, кому надо, его имя известно. А так, на местном уровне оно может и не афишироваться, ведь делом-то занимаемся серьезным.
– Посмотрите, Павел Павлович, не этот ли случайно? – Пестов достал из материалов дела фотографию благообразного мужчины, примерно, пятидесяти лет, и попросил Вадима передать её Гуменштоку.
– Да, это он. – Подтвердил Гуменшток. – Но зачем весь этот цирк с фотографией? Если он вам известен, то зачем проводить чуть ли не опознание?
– Почему «чуть ли»? Это самое настоящее оперативное опознание! Дело в том, уважаемый, что вы все эти годы работали не на российскую, а на иностранную спецслужбу, а этот милый господин – кадровый разведчик, сотрудник ЦРУ США.
– Не понимаю! – Гуменшток побледнел, на лбу выступила испарина, руки задрожали.
– Да, это трудно сразу уложить в голове, но это факт. Он просто завербовал вас под чужим флагом и использовал втёмную. А вы решили, что теперь, с такой-то крышей, всё можно, и пустились во все тяжкие – оружие, наркотики. На научные исследования у вас в последнее время и сил не оставалось. Да и зачем, деньги и так текли рекой.
Гуменшток неожиданно потерял сознание. Пестов срочно вызвал врача. Когда задержанного увезли в лазарет, генерал задумчиво сказал:
– Ну, вот, если бы последствия нашего диалога дошли до какого-нибудь писаки из жёлтой газеты, то он обязательно раструбил бы на весь свет, что в ФСБ задержанных доводят до беспамятства.
Вадим сидел, ошарашенный услышанным. Он только сейчас понял, какую разработку мог испортить своими опрометчивыми действиями. «Выходит, он действовал непрофессионально? А он-то уже начал считать себя неплохим специалистом. Но мог ли он поступить иначе? И что бы тогда он сказал Вике, Василию, Интегралу?! Мог ли он бездействовать? И почему начальство не ввело его в курс дела, или не остановило, зная, чем он занимается? Да что за глупые вопросы я себе задаю?» – носились в его голове беспорядочные мысли.