Божьи коровки, единственные насекомые, не вызывавшие у нее брезгливости, роились в палате, ползали по пеленкам. Жучок с пятью пятнышками и упорством альпиниста взбирался по пухлой щеке безымянного еще ребенка — имя они придумают днем позже в такси. Марина, спохватившись, осторожно убрала коровку, пересадила на кровать.
— Откуда они здесь? — спросила изумленно.
— Не знаю. — Антон разглядывал жучков. — Но это какое-то волшебство. Магия…
В дверь палаты постучали, затем заскоблили ногтями по полотну. Так собака пытается проникнуть в помещение.
Марина напряглась, но Антон сказал спокойно:
— Она не войдет. Только не сюда.
Божьи коровки взлетали с бежевого аэродрома постели. И это чудо было сильнее любого демона.
Марина стояла посреди подвала, зажмурившись. Зеленая муха словно врезалась в невидимую преграду, сменила курс и полетела, пьяно вихляя, прочь из операционной.
50
— Тоша! Очнись! Очнись же!
Антон оторвал от бетона потяжелевшую голову. Комната ходила ходуном. Он сел, отплевываясь, сфокусировался. Воспоминания о зеркальном лабиринте блекли. Он различил за красной пеленой стол и расплывающиеся фигурки. Марина прильнула к дочери, повторяла ее имя.
Анна Верберова ушла — Антон выхаркал ее вместе с пылью. Но праздновать победу было слишком рано. Он встал, пошатываясь, цепляясь за стены. Поковылял к жене.
Смирнов — кто-то выбил ему зубы и измарал кровью свитер — суетился над Аней. Машинка сливала на пол бумажную ленту — прямую страшную линию.
— Верните ее! — взмолилась Марина. — Вы обязаны! Вы обещали!
Антон трогал ледяное запястье дочери. Как долго он находился в отключке, в зазеркалье Пиковой Дамы? Под ботинком хрустнули часы. Антон, трепеща от страха, подобрал их. Таймер продолжал вести отсчет.
Три пятьдесят. Почти четыре минуты Аня была мертва.
— Господи! Что же делать! — Марина прижалась губами к сухим губам дочери, пыталась вдохнуть в легкие кислород.
— Отойдите. — Смирнов приложил утюжковые электроды дефибриллятора к Аниной голой груди.
Разряд! Тело дрогнуло.
— Сразу семьсот нужно!
Электрический импульс прошил грудную клетку. Аня содрогнулась, кардиограмма на дисплее и на бумажной ленте чиркнула робкой зазубринкой.
— Еще раз! — заревел Смирнов, брызгая кровью из десен.
Аня закричала, резко распахнув глаза… больше не черные, а небесно-голубые, как у папы. Частые пики на мониторе дефибриллятора означали жизнь.
Смирнов выронил электроды и ошалело улыбался, глядя на девочку.
Чтобы не упасть, Антон уперся ладонями в стол. Марина усыпала личико дочери поцелуями. Антон впервые слышал, чтобы она молилась.
51
Смирнов проводил Рюминых до лифта. Антон нес на руках дочь. Анечка спала, прижав к чумазой щеке кулак.
— Идите, — сказал Смирнов, нажимая кнопку вызова. — Идите, поднимайтесь наверх и ни с кем не разговаривайте. Забудьте скорее эту историю, и меня забудьте.
— А ты? — Антон выглядел ужасно. Но глаза, утонувшие в черных гротах, сверкали надеждой, красивейшей из жемчужин.
— А мне нужно закончить.
— Это еще не конец? — спросила Марина, прижимаясь к мужу и дочери.
— Практически конец. — Смирнов облизал осколки зубов. Боли он не ощущал.
— Иначе никак нельзя?
— Нет. Если не поставить точку — она вернется.
Антон медленно кивнул:
— Спасибо тебе.
Смирнов одарил спящую девочку нежной улыбкой.
— Берегите малышку. Она действительно ангел.
…Он раскладывал перед собой фотографию в треснувшей раме, мел и потрепанную книгу, когда появилась крыса. Лампы поморгали, зарычали утробно замшелые трубы. Крыса взобралась на примятый металлический шкафчик. Крупная особь с острой мордой и кривыми сточенными зубами. Седая шерсть торчала на загривке, вдоль туловища шли двумя рядами маслянисто-блестящие морщинистые соски. Крыса вперила в человека ненавидящие черные глаза.
— Тебе подходит этот наряд, — ухмыльнулся Смирнов. — Сидит как влитой.
Он взял мел и начертил на полу древний символ. Треугольник и круг, еще один треугольник. Крыса била по металлу лысым розовым хвостом.
Смирнов раскрыл книгу.
— Дай мне минуту, — попросил он.
Крыса стекла по дверцам гнусной серой соплей. Смирнов поглядел на фотографию маленького мушкетера.
— Скоро мы поиграем вместе, сынок.
Он положил на колени книгу и, сидя среди мусора, поддонов и ящиков, принялся читать. Закончив, он чиркнул спичкой и наблюдал, как пламя пожирает книгу. В мире стало меньше на один экземпляр треклятого «Плача Ирода».
— Я готов, — сообщил Смирнов подкрадывающемуся грызуну. — Добро пожаловать, сволочь.
Смирнов распахнул окантованный красным рот и приглашающе распростер руки, словно для объятий. Крысу вывернуло наизнанку потоком зеленой рвоты. Она завалилась на бок, лапы дергались в конвульсиях. Волна смрада устремилась к Смирнову, обрушилась нечестивой волной. Муха проникла в рот, и кафель отразил закричавшего человека: меж его зубов эластично втянулись бугристые грязные ноги и подол черного платья. Пиковая Дама просочилась в тело полностью.
Смирнов сглотнул.