— Элеонора Павловна — учитель младших классов. Она покажет тебе твой кабинет.
Артем посмотрел на сестру полными мольбы глазами. Сердце Оли сжалось. Между ними не было теплых родственных чувств, отношения ограничивались перепалками и перманентной войной. Она не хотела младшего брата, дулась — эгоистка, когда родители сообщили о беременности. Взрослеющий Артем воспринимал сестру как чужого, вечно сердитого человека. А теперь, осиротев, брат мог положиться лишь на Олю, и ответственность убивала ее.
Подмывало рассердиться: «Чего пялишься, я тебе не мама!»
Но это было бы жестоко даже для Оли.
— Иди, — разрешила она. — Я буду поблизости.
— Иди, малыш, — поддакнула директор.
Элеонора Павловна повела Артема по двору. Она виляла тяжелым гузном, а мальчик едва переставлял ноги.
На парковке русый парень топнул разгневанно. Даже сварщик отлип от металлической конструкции.
— Так, простите. — Валентина Петровна стрельнула глазами. — Я отлучусь, а вы устраивайтесь.
— Ну, — делано засуетился Игорь Сергеевич, — добро пожаловать на борт и приятного плаванья!
Нимфа, или наяда, или кем там была мраморная девица, смотрела зелеными от мха глазницами, как они идут к террасе.
Вороны закаркали, оседлав конек.
5
Глеб Юрков по-своему любил сына, но любовь эта была скупой на эмоции и чаще проявлялась в откупе. Ему легче было вынуть из кошелька зеленую бумажку, чем приобнять Кирилла. Задумавшись, Юрков осознал — и не особо удивился осознанию: он бы не расстроился, если бы вообще не увидел больше сына. При условии, что ему бы докладывали периодически, что с парнем все в порядке. В конце концов сам Глеб Юрков покинул опостылевший отчий дом в семнадцать и впредь не навещал родителей. Не приехал даже на похороны матери, зато заказал через знакомых роскошную могильную плиту. Отца навестил в хосписе один раз, зато дал столько денег, сколько старый дурак не заработал бы за пять лет в шахте. Материальные вещи ценнее слюнявых поцелуйчиков и пустых слов. А курс доллара, как ни верти, стабильнее человеческих отношений.
Так что Глеб Юрков любил пацана, и мать Кирилла тоже любил. Сделал все необходимое, когда она попала в онкологию. Оплачивал операции, обещал выполнить все ее просьбы, касающиеся сына. Просьбы были глупыми и наивными, в духе Марины. К тому же, произнесенные на смертном ложе, под воздействием препаратов… Он разорился бы давно, выполняя каждое дурацкое обещание.
Мужчина сказал — мужчина передумал.
И как вообще жить, если привязываться ко всему на свете?
«Бессердечный ублюдок», — подумал Кирилл, буравя отца гневным взглядом.
— Смотри-смотри, — прошипел Юрков. — Больше злости, сын. Только не лопни. Не жжет меня твоя злость — не крапива.
— Ты ждал, чтобы она умерла. Чтобы освободиться. И с этой шалавой…
За тонированным стеклом «ниссана» отцовская подружка жевала резинку и хлопала наращенными ресницами. «Отцовской женой» называть ее не поворачивался язык. Насквозь искусственная, фальшивая. О чем с ней отец говорит? И говорит ли вообще? Диане было двадцать пять — всего на восемь лет старше Кирилла. Хороша мачеха! Хватило совести припереться на мамины похороны. Утешать несчастного вдовца…
Ярость как лава распирала Кирилла.
— Ты как ее назвал? — Отец схватил за ворот, зыркнул по сторонам. — Страх потерял, щенок? Белены объелся?
Кирилл не чувствовал страха. Прошли времена, когда зычный бас папули затыкал ему рот. Со своими деньгами, связями, с гонором и безжалостными ледяными глазами старший Юрков виделся сыну потрепанным и растратившим себя человечишкой.
— Руку убери.
Что-то в тоне Кирилла заставило Глеба Юркова непроизвольно разжать пальцы. Будто чужой, незнакомый парень подменил сына. Да и физически был Кирилл уже не тем субтильным узкогрудым подростком, которого Глеб мог легко швырнуть о стену. Выше ростом, шире в плечах мелковатого папаши, мышцы играют под курткой, а у Юркова пивное брюшко и отдышка старика. Порой после секса с Дианой он по десять минут приводил в порядок пульс.
— Ребята, не ссорьтесь. — Это «мачеха» высунулась из окна «ниссана». Стереотипная до абсурда платиновая блондинка, ослепляющая блеском виниров. Кирилл подумывал: а не притворяется ли Диана дурочкой для того, чтобы нравиться богатеньким уродам вроде папаши? Гениальная актерская игра, «Оскар» за вживание в роль и лучший грим.
Диана чавкнула жвачкой.
В «Инстаграме» у нее накапало полмиллиона подписчиков. Кириллу было тошно делить с этими людьми одну планету.
— Закрой окно, — не оборачиваясь, приказал Глеб.
Он любил Диану, любил за молодость, упругость задницы и фокусы, проделываемые в постели. Но Диана была тупа как пробка. И в разговоре с сыном он обойдется без ее писка.
Диана подняла стекло и уставилась в телефон. Наманикюренный пальчик раздаривал лайки.
На фотографиях с Глебом она всегда сидела. Стеснялась, что муженек ниже ее на полголовы. И мастерски имитировала оргазм. Подружки обожали ее истории про эротические предпочтения валютного супруга…
— Хоть раз услышу, — тихо проговорил Глеб, — что ты называешь ее так…
— Шалавой? Шлюхой?
— Умный стал, сучонок?
— В сравнении с кем?