Пиковая дама – червонный валет. Том третий

– Так, что еще? – Он ловким кошачьим движением руки поймал жужжавшую муху и принялся не спеша обдирать ей крылышки.

– Этого мало? – Марьюшку трясло. Она продолжала сжимать в пальцах розовую пудреницу. Ее бросало то в жар, то в холод от возможного сценария действий.

– Ну, и что из всего этого следует? – Алдонин выбросил обезглавленную муху и с любовью посмотрел на свои ухоженные ногти. – Ты же кидаешь меня, Мария Ивановна? Мне встать и уйти?

– Уходи, мне нечем тебя удержать.

– Ах, цыганская почта… ты такая же верная, как любовь. Будь по-твоему, кудрявая, я пошел.

Ферт легко поднялся с принайтовленной к полу болтами кровати и стал надевать лакированные штиблеты.

– Сережа-а! Умоляю! – Неволина трясущимися руками сунула пудреницу в сумочку, щелкнула металлической застежкой. Ей казалось, что пол, покрытый ковром, ходит под ними ходуном. – Сереженька! Ты не сделаешь этого! Я не переживу!

– Тише, дура! Не стервеней! – Алдонин холодно улыбнулся. – Это порожний жест.

– Может, и так, но это не просто жест. – Мария сверлила взглядом любимого. – Если я откажусь, Серж… мне некуда больше идти. Пусть будет как будет. Я с тобой.

– Браво, Мария Ивановна, браво! – Ферт, застегнув последнюю верхнюю пуговицу жилета, захлопал в ладоши.

Марьюшка смотрела на его руки, ловкие длинные пальцы, – в них были изящество и сила. Эти руки одновременно влекли ее и отталкивали. Она вдруг поймала себя на мысли, что влечение и отвращение идут бок о бок и грань между ними условна. Открытие неприятно поразило ее, и она невольно опустила глаза.

Голос Ферта вывел ее из оцепенения:

– Опять упадок сил? Муки совести?

– Хватит паясничать! И перестань хлопать в ладоши. Мозоли на руках бывают не только у работающих, но и у аплодирующих им. Лучше скажи свои доводы и плюсы.

– Вот это дело, изволь.

Алдонин, не скрывая удовольствия, качнулся с пятки на носок, прошел к столу, оседлал стул и щелкнул пальцами, как факир.

– Не ошибается только тот, дорогая, кто ничего не делает. Но и ничего не делать, заметь, ошибка. Знаешь, почему фараоны никогда не увозили меня в казенный дом? Конечно, кроме той запары, когда я засыпался из-за твоей жадности к камешкам… Ладно, ладно… кто старое помянет, тому глаз вон. Так вот, потому что я никогда не заглатывал то, что могут вырвать у меня из глотки вместе с кишками.

– Но теперь ты решил заглотить…

– Заткнись, дай закончить. – Ферт хрустнул пальцами и продолжил: – Да, нынешний переплет не из лучших, но игра стоит свеч. Ты знаешь, я рисковал шеей не раз и не два. Ищейки многих городов гнались за мной по пятам, пули застревали в моих волосах, ну так что с того? Я хитер и, как видишь, жив. Не им ловить Ферта. У меня опыт. Угу… До сего дня я фартовал на «мельницах» и «кузницах»… Но когда стрижешь без размаха, много не свяжешь.

– Хочешь сказать… – Неволина прищурила красивые глаза.

– Хотел бы – сказал! Я же предупреждал, не ссы поперек, ляжки сырые будут! – Алдонин зло отбросил с бледного лба длинную прядь и хищно улыбнулся. – Трусишь?

– А ты? – Она провела языком по пересохшим губам.

– Нет, просто никогда не лезу в герои, пока не позовут. Но сегодня нас с тобой, похоже, позвали.

Ферт поманил ее пальцем поближе к себе, воровато оглянувшись на дверь.

– Подвинься сюда, сподручней калякать. Знаешь, милка… я на каторге многое повидал. При мне людей кончали, но такая уж судьба жиганская – рисковая и азартная, как игра со смертью.

– Что ты все нервы мне треплешь? – Взгляд певички сделался каменным. – Тебе мало согласия? Хочешь душу мою взять, как дьявол?

– На кой она мне? – Он криво усмехнулся. – Я что, ее на кон поставлю? Нет, Мария Ивановна, опять мимо. Темная ты у меня, как дупло. Просто хочу убедить тебя войти в дело и помогать мне не за страх, а за совесть. Ведь и башмаки ходят парами, чуешь?

Ферт внезапно схватил ее за руку, притянул к своему стулу.

– Ты уж будь со мной, моя девочка… мне без тебя – вилы.

Мария промакнула ажурным рукавом платья глаза и, выдержав паузу, согласно кивнула. Ее вдруг охватило безотчетное сознание вины, словно она была ему чем-то кровным обязана и сейчас выслушивала вполне заслуженные упреки. Неволина, к своему удивлению, даже покраснела, и хотя в каюте в этот час было сумеречно и он не мог сего видеть, ей стало неловко, отчего чувство вины усилилось.

Она взяла его руку, прижала к своей груди:

– Глупый, бедненький мой, ты так и не понял женщин.

– Ну, куда уж мне… – съязвил он, высвободил ладонь, бросил в рот новую папиросу и чиркнул спичкой. – Я с великим трудом разобрался с лошадьми, а ты говоришь…

– Ты неисправим, Серж… – Неволина грустно усмехнулась. – Как всегда, верен себе. Опять изменил мне. Не можешь уступить даме даже в малом… Только гляди, не протри колени до дыр, когда ко мне на поклон поползешь. Впрочем, забудем… это никчемная лирика. Так каков твой план? Что я должна буду делать?

Алдонин поднялся со стула, скрестил на груди руки, посмотрел на напарницу сверху вниз.

– Охрану отвлечешь ты…

– Но…