Пиковая дама и благородный король

— Спроси что-нибудь полегче. Георгию мало чего удалось узнать, вдруг он только хвастает, будто везде имеет кентов. Может, тебе менты звонили, а может…

Лайма закусила губу от ужаса: если Сашку убили на квартире, потом убийцы (почему-то она думала, что убивал не один человек) сделали обыск, значит, могли забрать трубку. В трубке номера — таким образом, они выяснят, с кем контачила Сашка — операторы сотовой связи продажные.

Если бы Лайма была внимательней, она вспомнила б, как Денис проговорился трижды. Первый раз, когда перечислял согласные буквы имен и назвал полное имя Сашки. Откуда он его знал? Второй — когда окрестил их компанию группой, которую начали отстреливать. Третий, самый важный, прокол, точнее, он был первым, Денис сказал: «Боишься, что и тебя, как подруг?»

Но Лайма не вспомнила, потому что тогда думала, чем ей грозит нашествие ментов, сейчас же в трепет приводило слово «убийца» и перспектива попасть в его лапы. Наиболее страшный вариант всегда больше властвует над разумом, он кажется реальным и неотвратимым, другие просто не рассматриваются.

— Лайма, ты оглохла? — рявкнул в трубку Мирон.

— А? — Она еле выплыла из задумчивости. — Н-нет… я слушаю.

— Тебе надо встретиться с Вероникой.

— Хорошо. — Хотя Лайма не представляла, как и что ей говорить.

Положив трубку, она почувствовала озноб, показавшийся преддверием скорой смерти. Горячая ванна с ароматизированной солью как раз то, что сейчас необходимо. Когда она погрузилась в розоватую воду, ощущение преддверия смерти не ушло, как и озноб, Лайма даже ловила его и пыталась понять, каково это — умирать?

Внезапно она подумала — а балкон? Закрыт или нет? Из ванной Лайма бежала голой, оставляя за собой на полу лужи. Балкон был закрыт. Но чувство, что здесь поселилось нечто фатальное, ирреальное и безжизненное, в то же время обладающее недюжинной силой, не прошло.

Вдруг раздалась барабанная дробь, словно десятки пальцев разом застучали по стеклу, Лайма вскрикнула. А это всего-навсего пошел дождь, какой часто идет осенью — внезапный и мощный, крупные капли и били по стеклам.

«Так можно с ума сойти», — подумала Лайма, обхватив себя за плечи. А вода стекала струйками по телу, будто поглаживая ее и успокаивая. Но может, это вовсе не вода, а нечто другое дотрагивалось до нее, проверяя, насколько Лайма настоящая и прочная?

10

Утром сквозь ливень Сеньков прорывался на мотоцикле, позаимствованном у деда, у него же взял рыбацкое снаряжение. В такую непогоду желательно находиться в автомобиле, если необходимо путешествовать, но не у всех есть личный транспорт. А парень он молодой, ему нипочем простуды, достаточно непромокаемой куртки с капюшоном, перчаток, мотоциклетного шлема с очками и тяги к приключениям.

Ворота «Сосновой рощи» не закрывались. Сеньков беспрепятственно въехал на территорию, добрался до главного здания и остановил мотоцикл под дубом. Войдя внутрь и никого не увидев, он крикнул:

— Есть кто живой? — Не получив ответа, расстегивая куртку, Сеньков неторопливо шагал по коридору с зовом: — Люди, ау! Кто-нибудь!..

— Ты кто? — послышался хрипловатый мужской голос.

В темном коридоре Сеньков рассмотрел фигуру, смело пошел на нее с располагающей широкой улыбкой:

— Здравствуйте. Мне к Беляеву Григорию Степановичу.

— Нет его.

— А когда будет? — прикинулся паренек, будто ни сном ни духом о смерти Беляева.

— Да считай, никогда. А ты кто?

— Я внук его друга, Сеньков Алексей. У меня отпуск, дед посоветовал провести его здесь, на заграницы денег не хватает. А что значит — никогда не будет? Беляев уехал?

— На веки вечные, — вздохнул пожилой и тощий мужик с седой щетиной, в вязаной шапочке, видавшей виды одежонке и резиновых сапогах.

— Не понял, он… умер?

— Убили лиходеи хреновы нашего Григория Степановича.

— Вот как… — якобы расстроился Сеньков. Он провел по мокрому лицу ладонью, качнул головой. — А что же деду не сообщили? Когда?..

— Убили-то? В конце августа.

— Выходит, мне назад ехать? Боюсь, на мотоцикле завязну, еле сюда добрался. А нельзя у вас хотя бы на пару дней остаться?

— Пошли, отведу тебя к завхозу, щас она заправляет тут всем. Только ты к ней со всем уважением и почтением…

— Ну, это само собой. Вас как зовут?

Мужик вытер руку о пиджак неопределенного цвета, протянул ее:

— Да просто Федорыч. Я здесь заместо сторожа и дворника.

Завхозом оказалась женщина необъятных размеров лет пятидесяти, деревенского вида, неприветливая, при всем при том не казалась злюкой. Но как понял Сеньков, неприветливость Ирины Михайловны вызвана недоверчивостью, она долго присматривалась к нему, паспорт потребовала, изучила до корки, в конце концов, под уговоры Федорыча, дала согласие на проживание. Вероятно, молодой, высокий, симпатичный паренек у нее не вызвал подозрений, но больше повлияло то, что он худой, а раз худой, значит, больной. Тетка Ирина разрешила остаться, назначила и плату. Деньги-то нужны не столько им лично, как пояснил Федорыч по дороге в комнату, сколько на содержание пансионата.