Пилигрим 4

— А по делу все выглядит так. Князья Ростовский да Муромский замыслили отделиться от Киева и жить на особицу. А чтобы им не больно-то и мешали, озаботились обучением и снаряжением своего ополчения. В Муромо-Рязанском княжестве двести бояр, при каждом дружина в пять десятков, да сотня ополчения. Да при князьях дружины с ополчением. На поверку Юрий Ярославич может выставить войско более пятидесяти тысяч. Примерно столько же, похуже снаряженных, но так же хорошо ученых наберет и Давыд Всеволодович.

— Князья обязаны снаряжать и содержать в порядке свое ополчение. Юрий Ярославич на это серебра не жалеет. И тут он в своем праве.

— А что насчет десятины в казну великого князя? Муромский на Москва-реке обнаружил белоснежные пески, и варит чистейшее прозрачное стекло. Отправляет караванами в Царьград. Прежде продавал через венецианцев. Теперь же у него весь товар скупает сам император. Цену дает приличную. К тому же продает ему греческий огонь и пищали, что ромеи покупают у Пограничников. Причем значительно дешевле, чем можно купить у Великого князя. И это еще не все. Давыд Всеволодович оженил своего среднего сына на дочери великого хана булгарского. Ярослав Юрьевич сговаривается о свадьбе своего старшего с дочерью Атраккана. Ну и не самое заметное, но едва ли не самое важное. В церквях княжеств помазанника божьего не поминают и не славят. Сам все в кучу соберешь, или разжевать и в рот положить?

— Уже собрал, — наблюдая за тем, как Романов крутит шампуры, дернул щекой Аким.

— Тогда вот тебе до той кучи, еще кое-что. Все случится в конце следующей весны, как только орды откочуют на летние пастбища. Первыми под удар попадут надельники. Причем не только в землях Муромского и Ростовского, но и на черниговщине со смоленщиной. Чуть только покачнется великокняжеский престол, как проснутся князья Полоцкие. Это они сейчас тише воды и ниже травы. А случай представится, головы сразу поднимут. Ну и Новгород. Вот уж кому сильная великокняжеская рука как серпом по причинному месту. Тамошние купцы спят и видят, как бы ее скинуть. Так что, полыхнет по всей Руси.

— Я тебя понял.

— А коли понял, то займись этим всерьез. Мы с Еремеем только по вершкам прошлись. И вон уж сколько нарыли. Ваших соглядатаев в княжествах либо встряхнуть хорошенько нужно, либо под нож пускать за предательство. А то и за глупость спросить. Она порой куда хуже бывает.

— И что ты за это желаешь?

— Мне нужен боярин Мечников. Когда и куда направится, чтобы можно было устроить засаду. Остальное я все сделаю сам.

— Неужели правда то, о чем сказывал Данила Ильич?

— Смотря что, — пожал плечами боярин.

— Князь Романов, Михаил Федорович? — внимательно глядя ему в глаза, спросил Архип.

— А. Ты об этом. Так уж вышло. Пути господни неисповедимы.

— Господа ли?

— На нечистого намекаешь, — хмыкнул Михаил.

Ответом ему послужило молчание и внимательный взгляд умных и умудренных жизненным опытом глаз.

— Ты не о том думай, Архип. Главное, что я за единую и неделимую Русь, за крепкую власть помазанника божьего. А там, увидите во мне гниль, так всегда порешить сможете. Я ить один, а вас вон сколько.

— Днями боярин собирается с малой дружиной в свою вотчину. Я подам весть.

— Еремей будет ждать на постоялом дворе Леля.

— Расскажи, как оно было, — попросил Архип.

— Стареешь что ли? О смерти стал задумываться? Не рановато?

— О ней подумать никогда не рано. Такую уж долю выбрал. Просто любопытно.

— Ну что же. Любопытство не грех…

Не мудрствуя лукаво Романов выдал версию о свете в конце тоннеля, о светлой комнате в безвременье и без стен как таковых, о убеленном старце в белых одеяниях и золотом свечении вокруг головы, об ангелах, парящих в воздухе, с висящими над головами золотыми обручами, которые золотом не являются.

Словом сыпал щедро, включив все свое воображение, на каковое только был способен. И этот прожженный мужик, повидавший на своем веку разного поверил в этот рассказ. Это было заметно даже неискушенному человеку. Что уж говорить о Михаиле.

— Еремей, делаем как условились, — провожая взглядом Архипа, произнес Романов.

— Понял. Все сделаю в лучшем виде.

— Только смотри, поаккуратнее там. Возьми троих из своего десятка. Пусть устроятся на том же дворе, но на особицу. Да упреди, коли за тобой придет слишком много народу, чтобы в драку не лезли. Им главное весть до меня донести, а не тебя вызволить. Тебя разом резать не станут. Потянут в пыточную. Ты только продержись.

— Нет в Архипе гнили, — убежденно произнес Еремей.

— Может и нет. Да только правда у каждого своя. Федор, он ить семью Петра под корень извел не потому что зла им желал, а от того, что делу служил, на которое жизнь положил и в правоту свою верил. И то, как обстоят дела в Рудном да Угольном, ту веру так и не покачнули. А в чем видит свою правоту Архип, никто ведать не может.