Предвидение кончины родственницы жены было не первым и не последним за этот сумрачный год. Юнг предсказывал разныe несчастья и напасти, увиденные во сне или наяву. После шторма, который пригрезился Юнгу, мирно сидевшему в саду, на берег выбросило труп утонувшего моряка. Ночью он увидел во сне погибшего пса, а на следующий день собаку и правда задавили на дороге. Люди, приглашенные в гости, звонили и говорили, что не смогутприйти — а за минуту до того Юнг, стоявший в задумчивости у накрытого стола, вдруг убрал серебряные приборы обратно в шкаф, сам не понимая почему.
Осенью 1913 года, после издания книги, Юнга посетили два видения, которые преследовали его затем до конца жизни.
Одно из них привиделось ему, когда Карл Густав ехал в поезде и, как многие путешественники, рассеянно смотрел на мелькавший за окном пейзаж, вспоминая при этом другие горы, ущелья, реки и равнины. Внезапно в эти приятные воспоминания вторгся отдаленный гул и треск. Звук был настолько реальным, что Юнг выглянул в окно с другой стороны купе, чтобы понять, в чем дело.
Но так и не понял. То, что он видел, ничего не объясняло. Казалось, где-то к северу трещала по швам и разваливалась гигантская стена. Небо потемнело, гул стал оглушительным. В нем словно слились крики людей, вопли животных, грохот падающих зданий, рев прилива и беспрерывный шум дождя.
Юнг написал в дневнике: «Мне привиделся чудовищный поток, покрывший все северные земли. Он простирался от Англии до России, от Северного моря до подножия Альп. Когда же он стал приближаться к Швейцарии, я увидел, что горы растут все выше и выше, как будто защищая от него нашу страну. Разыгрывалась ужасная катастрофа. Я видел могучие желтые волны, они несли обломки каких-то предметов и бесчисленные трупы. Потом все это море стало кровью. Видение длилось около часа».
Две недели спустя, когда Юнг вернулся из поездки, видение повторилось. «Оно было еще более кровавым и страшным, — писал он. — Некий внутренний голос сказал мне: "Смотри, так будет"».
Целый год он ничего подобного больше не видел; затем, весной и летом 1914 года, апокалиптические картины повторились во сне.
«Мне трижды снился один и тот же сон, — писал Юнг. О том, как в середине лета вдруг наступает арктический холод и вся земля покрывается льдом. Так я видел Лотарингию с ее каналами, замерзшую и совершенно обезлюдевшую».
Проснувшись после одного из таких видений, Юнг надел халат и в полном отчаянии вышел в сад.
«Так будет, — думал он. — Так будет».
И тут ему вспомнился последний разговор с Пилигримом — слова, которые потрясли его тогда.
Юнг представил смутно различимые сквозь дым и дождь фигуры на троянской крепостной стене, стоящие над полем боя.
И подумал: «Даже если он прав, это случилось так давно, что никакие археологи не смогут подтвердить, что они и впрямь там стояли».
А потом в мозгу невольно снова всплыла фраза: «Так будет». Ночь была так прекрасна — лучше не придумаешь. Ясное небо заливал лунный свет. В саду перекликались друг с другом сверчки и лягушки. На трубу дома села гигантская сова, оглядывая свои владения. Где-то вдали залаяла собака. В роще заливались соловьи, в воздухе сверху вниз ныряли козодои, охотясь за мошками. Юнг чуть не зарыдал, глядя на это совершенство.
И тем не менее…
— И тем не менее, — сказал он вслух, — нам всем грозит опасность. Не знаю какая — но грозит.
Опасность жила в его снах и видениях — обваливающиеся стены, кровавые волны, трупы на воде, обломки цивилизации и скованный морозом пейзаж.
Предвидение.
Да.
Юнг стоял, ежась под пристальным взглядом совы. Впервые в жизни ему на ум пришла мысль о самоубийстве. Тоска была невыносимой — тоска от этой чудовищной уверенности. Все ясно. Мир катится к концу. Зачем ждать?
В тумбочке у Юнга лежал заряженный револьвер на случай ночных грабителей. Он так редко вспоминал о нем, что мысль о револьвере удивила его.
Сталь, холодящая ладони…
На этой лужайке, с ногами, мокрыми от росы…
Юнг пошел к дому.
Ухнула сова.
Юнг глянул вверх.
Казалось, на него смотрит сам Старик — вернее, Пилигрим, — серый в лунном свете.
И говорит: «Не надо!»
«Подожди, — подумал Юнг. — Умереть ты всегда успеешь».
Он спустился к берегу, сел на скамейку и закурил сигару, зажав в левой руке маленький камушек.
«Посмотрим, что будет, — сказал он себе. — Давай подождем и посмотрим, что будет».
Это было в среду, тридцать первого июля 1914года.
А первого августа вся Европа проснулась под грохот орудий.