В конце коридора появился Фуртвенглер. Рядом с ним шла взбудораженная молодая женщина во врачебном халате. Юнг невольно вспомнил Эмму в молодости — более юную и стройную, чем сейчас. Волосы у девушки были темнее, фигурка — миниатюрнее, а манера поведения — экспансивнее. Похоже, она устроила Фуртвенглеру головомойку, яростно выговаривая ему за что-то. Эмма никогда бы так не сделала. Она не доставила бы Фуртвенглеру удовольствия вывести ее из себя. И все же она могла быть не менее очаровательной. Вернее, была — в свое время. Когда-то…
Да, да, все верно. Мне пора к мистеру Пилигриму. Хотя можно и подождать немного, чтобы меня представили этой юной даме. До чего же она хороша!..
Конечно.
Юнг увидел, что Фуртвенглер остановился у палаты 308.
— Мистер Левериц живет в медвежьей берлоге — сказал он своей молодой спутнице. — Приготовьтесь.
Входя в комнату, Фуртвенглер улыбнулся Юнгу. Тот не ответил и прошествовал в палату 306.
— Я ждал вас, — сказал Пилигрим.
Солнечные лучи, залившие палату, ослепили Юнга. Когда он наконец проморгался, то обнаружил, что пациент сидит на стуле с прямой спинкой, а инвалидное кресло задвинуто в темный угол.
Кесслер стоял рядом с пациентом, положив ему руку на плечо, словно защищая его.
— Доброе утро, доктор, — сказал он с улыбкой.
— Да. Доброе утро, — пробормотал Юнг, по-прежнему щурясь от солнца.
Он искоса глянул на Пилигрима. Тот действительно заговорил — или же Кесслер решил поиграть в чревовещателя? А может, воображение сыграло с ним злую шутку?
Выглядел Пилигрим потрясающе. На ногах у него были элегантные туфли — белые, как и брюки, пиджак и жилет. Юнгу бросилась в глаза яркая бабочка под высоким воротничком — синяя с фиолетовым оттенком. Казалось, она уселась там сама. Из кармана пиджака торчал платок точно такого же цвета, прозрачный, как дымка.
Пилигрим смотрел на Юнгa, как разочарованный ребенок, так мне дождавшийся похвалы.
Юнг отвел взгляд, ища, куда бы укрыться.
В ногах у кровати стояло кресло. И стол, а на столе пепельница. Сюда!
Юнг сел и сунул нотную папку под покрывало.
Пилигрим следил за его движениями, сжав кулаки и сдвинув колени. Несмотря на то что он сейчас сидел, было заметно, какой он высокий. Забавная, почти мальчишеская стрижка. Волосы надо лбом словно взметнулись от ветра или же были небрежно откинуты назад рукой. Щеки, несмотря на общую бледность, порозовели. Очевидно, он вернулся с прогулки по саду.
— Вам нечего сказать? — спросил он Юнга. — Я ожидал поздравлений. Белый костюм… задвинутое в угол кресло… несомненное удовольствие слышать мой голос… — Пилигрим нервно улыбнулся. — Впрочем, полагаю, вы слышали его раньше… при определенных обстоятельствах. Хотя я толком не припомню, когда это было. Время так… беспорядочно, правда? «Порвалась дней связующая нить…» (В.Шекспир, «Гамлет», пер. Б.Пастернака) Кто это сказал? Гамлет, должно быть. Гамлет все сказал, верно? Почти все, что можно придумать — во всяком случае, белым стихом.
Он умолк.
Кесслер шевельнулся и погладил Пилигрима по плечу. Потом переступил с ноги на ногу. Туфли у него заскрипели. Он кашлянул в ладошку.
Пилигрим посмотрел вниз. Юнг посмотрел наверх.
— Мистер Пилигрим! Произошел…
— Несчастный случай.