Пилигрим (СИ)

- Тогда, рассуди сам, отчего бы тебе, изрядным состоянием располагая, не прикупить молодых невольников, благонравных, пристойных видом и достойного происхождения, умелых, близкого рода, которыми впоследствии народ свой увеличишь. Ибо на рынках Басры и Бухары, а еще в Катаре, и в Дубае, и во многих других местах несметное число продающих людей, хотя это и мерзость перед богом. Люди твои пристроены и в надежном месте. Поезжай в путь дальний, купи прибавление народу своему за золото и серебро, и станешь начальником народа многочисленного и сильного, и слава тебе.

- О, мать моя, всякая же мудрость о двух сторонах. Знай же, к северу от Синая, там, где некогда Византийские цари многомудрие свое в книжной записи записали и питали своим умом известное число народов и других царей, и разных языков, и в разных местах, там, где их вскоре полчища турков с лица земли смели, вот там, где туркские паши укрепились, однажды случилось подобное нашему. Ведь турки, народ многочисленный, по сути своей лености привержен и кейф предпочитают всякому занятию иному, отчего они рабский труд извечно почитали, сами же не утруждаясь. И вот, пришло в голову какому-то паше или неразумному везирю его, что и военные дела недостойны туркам самим, а положено им лишь правителями быть да командирами войска, да торговцами и купцами, а еще гаремы и серали собирать, как иные сокровища сбирают, и ходить туда, гордясь безмерно достоянием своим. Однажды решили они собрать армию из рабов, чтобы она за них в сражения ходила, а добычу и земли завоеванные турецким пашам отдавала, и взяли они многое множество юношей в возрасте, когда они еще совсем малы и разумения слабого, и захватили их у разных народов, и у персиян, и у черкесов, и у адыгов, и у многих других, только не у армян, которых почитали нелюдями и всячески истребляли, и дали им учителей строгих и воспитателей свирепых, и с малолетства собрали в военный лагерь, и учили турецкому наречию, и всех обрезали в мусульманство, и пестовали в них жестокость к врагам и повиновение к властителям из турков. Надобно сказать тебе, что армия получилась отменная, и даже начальниками в ней были рабы, и называли их на турецкий манер янычарами, и сражались они яростно, и многие победы завоевали. А потом, силу свою осознав и рабским состоянием не удовлетворяясь, поднялись против паши и клевретов его и смели с трона, будто пыль метелкою из перьев птицы страуса, которая зело велика, что летать неспособна, и сами воцарились над всею Турецкою империей, и правили в ней, покуда все друг друга не истребили. Раб же есть раб, и не стать ему вровень с купившим его, потому что все одно будет он смотреть в бывшее отечество свое, хотя бы и жилось ему там хуже и голоднее, чем в неволе, и сердце его всегда против начальника его, и доверия ему мудрый не дает. Заповедано же мне смертным наказом восстановить Джариддин, а не способствовать уничтожению его, оттого я и отвергаю совет твой.

- Что ж, Элиа, мудрость тебе не по годам дана, да только знай, что и в море воды сколько бы ни было, а исчислить ее можно, и в жизни, сколько бы путей не открывало пред тобою изощренным твоим умом, а все ж число их счесть способно. И вот, не по нраву тебе ни один из советов моих, и слабым умом своим не разумею я, что еще открыть тебе. Вот только совет мой из последних: возьми же сам себе женщин Джариддин и дочерей их, и дочерей, сиротами оставшихся, роди сыновей и дочерей, дай новое начало роду своему и стань во главе угла и столпом, купол держащим, а иного совета не знаю я.

- О, Мудрейшая, уж не ты ли желаешь праматерью Джариддин стать? - смехом спросил ее я, и она, иронию шутки моей мудростью своею благодарно восприняв, отвечала с улыбкою:

- Смех в устах твоих скажет мне больше, нежели слова твои, ибо доброта есть источник его! Открою же тебе, годов моих почти столько же, сколько покойному старейшине сравнялось, и я помню свивальники отца твоего и матери твоей, которых нянчила во время оно, и помню, как сгинули они безвозвратно, и помню первый твой шаг и первое твое слово. И не стать мне матерью Джариддин, хотя назначение это возвышенное и благородное, и все, что отдам я тебе и народу твоему, есть опыт мой и знание мое, и слово мое, и невеликие силы мои. Детям же моим уже не войти под кров племени моего, знай, сыновья мои, защищая народ свой, пали в славных битвах, когда тебя родители твои еще и зачинать не думали, а дочери ушли под руку мужей своих в разные селения и уже многие годы я не ведаю, что и как они. Сказано же, да оставит человек отца своего и мать свою, да прилепится человек к жене своей, и да будет так... Но ведь кроме меня есть и иные женщины в народе твоем, и они во цвете лет и в начале жизни, и они станут матерями и основой народа твоего, возьми же их.

- Ах, если бы твои слова были бы столь же легки, как и дела мои! - воскликнул я, пребывая в некотором смущении и недоумении. - Но ведь не в обычае брать жену ближнего своего, хотя бы и настигла его смерть!