Пилигрим (СИ)

Здесь я сделал знак своим людям разомкнуть ряды, и открылся проход к моему походному шатру, перед которым усердные невольники уже расстелили ковер для сидения и разожгли малый очаг для приготовления благословленного кофейного зелия. Там же в полном благоустройстве имелся изготовленный к употреблению кальян, удовольствия от которого я не разумею, но многие ориентальные жители, и среди них также и некоторые женщины, используют это странное устройство к полнейшему собственному удовлетворению и благодушию, отчего по моему распоряжению этот кальян всегда снаряжен наилучшим табачным листом, настоянным на яблоке и изюме, и выставляется подле меня при всякого рода переговорах. Там же стояли блюда, достойно изукрашенные и с приложением разных сладостей, употребляемых здесь вместе с кофе во время разговора. Невольники положили на блюдах горки темной самаркандской халвы и светлой тахинной, выставили турецкий лукум разного вида и аромата, особенно же именуемый рахат, почитаемый за образец сладостей, приготовили для желающих шакер-лукум и лепешки шакер-чурека, обсыпанные белым сахарным порошком, как афганские горы на горизонте снегом, поставили кувшины с охлажденным по мере возможности шербетом, который в каждом ином кувшине был другой, и благоухание мускуса и амбры возносилось там, как облака возносятся в небо. Только странник вряд ли имел способность по достоинству оценить редкое великолепие предложенных ему яств, поскольку славятся оные странники стремлением своим к полному умерщвлению плоти, отчего все плотские позывы становятся для них чуждыми и мерзкими. И, зная этот неоспоримый факт, я, по закону гостеприимства, предложил посланникам пройти к месту, где должны были иметь место наши переговоры, умышленно не отделяя странника от его спутников, ведь таким способом я показывал ему, что вижу его лишь первым из равных, в числе прочих насельников этого достославного оазиса. Странник же, нимало не чванясь, прошел за мной и уселся против меня на мягком хорасанском ковре, как если бы ему не впервой представлялась такая возможность, и спутники его, резким движением руки совершенно одинаково, как первый, так и второй, откинув подолы галабей, также сели на ковер по сторонам от странника. Обратясь к ним, я сказал:

-- Будьте спокойны, пейте на здоровье, вкусите плодов на пользу вашу, да пойдете вы по пути благоденствия! - и посланники разом прижали руки к сердцу и склонились в положенном поклоне принятия и благодарности.

-- Каждая вещь достойна лишь в должном месте, - произнес странник. - В сточной канаве нет чистого уголка, и жемчуг, в нечистоты упавший, сияния своего сохранить не способен. Недостойно серебро быть оправой для рубинов, ибо одно золото с ним ясностью сравнится. Не возлагай ножных браслетов на продажной женщине, нрава гулящего и распущенного. Не седлай мервским седлом ишака, все одно не изменишь его упрямого и своекорыстного нрава. Благовониям не украсить вони нужника. Здесь же гармония сочетает вкус, цвет и запах, подобно как звучание струны ребаба сочетается с декламацией рубайев, и не изменить в этом сочетании ничего без того, чтобы не разрушить их совокупную целостность. Напитки и кальян, сладости и ароматы, собеседники и прислуживающие им... Сказано же однако до нас - "Встречаюсь с ним, но не знаю, кто он. Говорю с ним, но не знаю его имени." Назови же свое имя и звание, о украшающий это сияющее место!

Я же склонил голову в пристойном поклоне, указывая, что понял и оценил изысканную речь странника, изложенную на фарси, и в свою очередь отвечал:

-- Воистину так, сказано же - гоните обезьян с пира, а собак из храма! И еще сказано сияющим Абу-Новасом - врага удостою узорчатого булатного клинка по силе его, лошади приличествует шелковая плеть, невольнику нерадивому и вороватому - розги и колодки на шею, а женщине, чей стан пленил мой взор - синдийская кисея и жемчуга на руки. Ибо одна вещь другую дополняет, порождая гармонию, и иная вещь без другой не существует, ибо разрушается гармония. А иная вещь противоположна другой, и если насильственно соединить их, нарушится равновесие и красота поблекнет, и сила пропадет, и нежная музыка окажется ревом ослов, а изысканные яства запах тлена приобретут. Мудрость твоя явила нам, что торопясь успеть все, не делаешь и того, что мог бы сделать. Дозволь же мне, недостойному, открыть свое имя и сказать тебе, зачем и как я оказался в этом месте со своими людьми.

И странник склонил голову в знак того, что готов слушать меня.