На свое счастье Робер Першский оказался вдребезги пьян, когда Элеонора изволила открыть, наконец, глаза. Гуго де Лузиньяну пришлось в одиночку выдержать атаку разгневанной дамы, поскольку его верный товарищ Жоффруа де Рансон ретировался в самом начале трудного разговора. К счастью, день выдался на редкость солнечный, а потому генуэзский флот, состоявший из доброй сотни больших галер и дромонов, был виден как на ладони. Лузиньян без труда отыскал парус судна, на котором плыл коварный король Людовик и попросил благородную даму направить хотя бы часть своих проклятий именно туда.
– Я оценила твою находчивость, барон, – холодно произнесла Элеонора. – А теперь передай кормчему мой приказ – догнать галеру короля. Я хочу повидать своего мужа.
Однако кормчий, упрямый генуэзец, наотрез отказался выполнить приказ разгневанной королевы и указал Лузиньяну на темное пятно у горизонта:
– В этой туче наша погибель, барон. Молите небо, чтобы оно уберегло нас во время шторма.
Гуго мысленно перебрал все свои прегрешения, но на долгую молитву у него не достало ни желания, ни сил. Вино примирило Лузиньяна если не с жизнью, то с грядущим штормом. Вместе с шевалье де Рансоном они осушили едва ли не целый кувшин сирийского вина, после чего благополучно проспали не только жуткий шторм, но и его окончание. Разбудил их граф Першский, удивленный неожиданным шумом на дромоне.
– Нас преследуют, благородные шевалье, – сказал Робер, зевая.
Граф если и ошибся, то самую малость. Их не просто преследовали, а брали на абордаж. На палубе уже звенела сталь, а барон Гуго де Лузиньян никак не мог найти свой меч, потерянный где-то по пьяному делу. Ну кто же мог предположить, что генуэзцы и византийцы находятся в неприязненных отношениях и готовы рвать друг другу глотки не только на суше, но и на море. Робер Першский, выбравшийся, наконец, на свежий воздух, почти сразу же поскользнулся в луже крови. Он не только сам упал, но и сбил с ног благородного Жоффруа уже поднявшего меч для защиты. Неловкость королевского брата, не привыкшего не только драться на качающейся палубе, но и просто ходить по ней, спасла жизнь не только Рансону, но и барону Лузиньяну, споткнувшемуся о тело беспомощного шевалье. Генуэзцы были истреблены начисто в коротком, но очень кровавом бою. Свита благородного Робера поредела наполовину. К сожалению, далеко не все рыцари графа Першского были настолько пьяны, чтобы не поднять меч в свою защиту.
Почтенный Никандр, владелец византийского судна, считал себя честным торговцем, но именно по этой причине он не мог упустить прибыль, которая сама приплыла к нему в руки. Его лихая команда проявила себя выше всяких похвал в кровопролитной схватке, да и добыча, захваченная на дромоне, могла ублажить даже самый ненасытный желудок. Никандр, целиком погруженный в подсчеты, как-то упустил из виду, что на судне, кроме дорогих тканей и драгоценностей находятся еще и люди, которым все эти немалые богатства принадлежат.
– Смею тебя заверить, Агапит, у нас еще не было такого удачного абордажа, – радостно приветствовал он своего помощника. – Здесь одних драгоценностей на двадцать тысяч денариев, по меньшей мере.
– А в довесок к ним еще и королева Франции со свитой благородных дам, – буркнул вечно чем-то недовольный кормчий. – Век бы не видеть этого дромона. Нам снесут голову в первом же порту, если прознают про нашу удачу. Куда ты собираешься девать весь этот курятник?
– Здесь только дамы? – нахмурился Никандр.
– Я могу тебя познакомить с братом французского короля, который уже высказал мне свое неудовольствие.
– Надеюсь, ты врезал ему по физиономии?
– Я не привык бить благородных людей, особенно когда у них связаны руки.