Пилигримы

– Седельные сумки я приберегу для золотых монет, которые мне отсыплет Рожер Сицилийский, – обворожительно улыбнулся анжуец, присаживаясь к столу.

– Тридцать тысяч денариев, это слишком большая сумма, благородный Герхард, тем более что король Сицилии может получить графство даром, высадив десант в бухте Святого Симеона.

– В этом случае он получит не Антиохию, а войну с местными баронами, которых поддержит Византия, королевство Иерусалимское, а возможно и Нуреддин.

Симон вынужден был признать, что погорячился, но ведь и гость пока не предложил своим предполагаемым союзникам ничего существенного, за что можно было выложить столь большую сумму.

– Тебе мешают семь тысяч крестоносцев, обосновавшихся в Антиохии? – спросил Лаваль.

– Мешают, – не стал спорить барон. – Но я надеюсь очень скоро от них избавиться с помощью все того же Раймунда де Пуатье. Через месяц у графа Антиохийского не будет иного выбора, как бросить их на копья и мечи сарацин.

– И что это тебе даст, благородный Симон? Если Раймунд падет в битве, Антиохия уплывет в руки короля Болдуина, опекаемого тамплиерами, которым не нужны ни ты, дорогой Лоррен, ни, тем более, Рожер Сицилийский.

– Они не смогут здесь укрепиться без поддержки Русильонов, – холодно возразил Симон.

– А ты надеешься, что коннетабль падет в одной битве с графом Раймундом? – насмешливо спросил Герхард.

– Почему бы нет, – пожал плечами Лоррен.

– Потому что благородный Влад не идиот, а если он вдруг сойдет с ума, то родной братец Филипп вправит мозги и самому коннетаблю и его сторонникам. Русильоны не станут поддерживать безумную авантюру графа Раймунда. Можешь даже не надееться на это, дорогой Симон.

– В таком случае, за что же мы должны платить тебе деньги, дорогой Герхард?

– За набег сарацин, – спокойно ответил Лаваль.

– Что? – дуэтом переспросили барон и маркиз.

– Один из беков эмира Нуреддина бросит своих туркменов на графство и разорит несколько городков и сел. В этом случае, коннетабль просто не сможет остаться безучастным.

– Твой бек сумасшедший? – нахмурился Лоррен. – Ведь это будет означать начало новой войны.

– Он не сумасшедший, – усмехнулся Лоррен. – Он просто в доле. Часть денег мне придется заплатить ему, часть потратить на старейшин туркменов. Как видишь, дорогой Симон, я не столь уж жаден, как тебе показалось вначале. Мы с маркизом готовы удовольствоваться малым, лишь бы в этой земле, наконец, восторжествовала справедливость.

– Ты даже больший негодяй, Герхард, чем я предполагал, – процедил сквозь зубы Лоррен.

– Конечно, – обворожительно улыбнулся анжуец. – Это ведь я собираюсь подставить под удары сельджукских мечей своих боевых товарищей. Брось, Симон! Ты затеял рискованную игру, поставив на кон свою голову. В случае неудачи тебя не простят ни те, ни эти. Либо ты станешь наместником Рожера Сицилийского, либо – трупом. А с меня взять нечего. Я – изгой. Стоит мне только появиться за стенами Антиохии, как целая стая псов вцепится в мое горло. Так с какой стати я должен щадить своих врагов.

– Ты поверишь мне на слово, Герхард?

– Разумеется, нет, – пожал плечами Лаваль. – Маркиз Одоакр будет следить за каждым твоим шагом, Симон. Я начну действовать только в том случае, если он сообщит мне, что деньги уже получены и переправлены в условленное место.

– А где же мои гарантии? – спросил барон де Лоррен.

– Мы возьмем золото только в том случае, если Раймунд будет разгромлен наголову Нуреддином и вместе с ним падут в битве Альфонс де Вилье и коннетабль де Русильон.

С этой минуты тебе придется полагаться только на себя, барон.

– Согласен, – выдохнул Лоррен. – Вот вам моя рука.

Набег сельджуков на приграничные земли графства оказался столь неожиданным, что при дворе графа де Пуатье в него сначала не поверили. Благородный Раймунд упорно искал повод к войне, а тут он, можно сказать, сам свалился ему в руки. Коннетабль Влад де Русильон ответным ударом обратил наглых туркменов в бегство, но урон городкам и селам они нанесли немалый. Дабы не терять время даром Раймунд тут же отправил послов в Халеб с требованиями наказать виновных и возместить Антиохии понесенные убытки. Ни сам граф, ни верные ему бароны нисколько не сомневались, что Нуреддин отклонит их претензии, ибо сумма, которую от него требовали христиане, была явно непомерной. В Антиохии лихорадочно готовились к войне и подсчитывали имеющиеся силы. Маршал Пьер де Саллюст не без гордости доложил графу, что крестоносцы могут выставить весьма приличную армию в восемь тысяч рыцарей, десять тысяч конных и пеших сержантов, четыре тысячи пикинеров и арбалетчиков и, по меньшей мере, пять тысяч туркополов, набранных из сирийцев и армян. Альфонс де Вилье, незадачливый муж благородной Констанции, выразил сомнение в том, что все антиохийские бароны откликнуться на призыв благородного Раймунда. Глупого Альфонса неожиданно поддержал умный Гишар де Бари:

– По моим сведениям, барон де Лоррен и его сторонники затеяли интрижку с Рожером Сицилийским и теперь с нетерпением ждут от него помощи.

– Не дождутся, – процедил сквозь зубы Раймунд. – Мы выступаем через три дня.