Усадьба Кучковича, обнесенная рвом и высокой стеной из бревен, практически ничем не отличалась от рыцарских замков, преобладавших в Европе. Разве что вместо донжона или паласа, предназначенного для жилья, здесь возвышался огромный терем, превосходивший своими размерами все подобные сооружения, виденные Филиппом в Новгороде и Суздале. Кроме терема в усадьбе стояла и церковь, уступавшая терему размерами, но все же способная вместить под своим кровом до полусотни человек. О хозяйственных постройках можно было бы даже не упоминать, если бы не вместительная конюшня – гордость хозяина усадьбы. Боярин Кучкович содержал табун лошадей, сильных и выносливых, годных для битвы.
– Сотню конных мечников могу выставить, – гордо вскинул голову хозяин. – А пеших копейщиков до пятисот.
Вузлев Гаст сдержанно похвалил коней, Филипп особенно отметил жеребца, завидных статей, чем, кажется, угодил хозяину. Воспользовавшись случаем, Лузарш напомнил ему о встрече, пятнадцатилетней давности в Антиохии. Боярин Мирослав, мало, к слову, изменившийся за минувшие годы, хлопнул себя ладонью по крутому как у волка лбу:
– А я все никак не мог вспомнить, где тебя видел, рыцарь! Вот уж действительно занесло тебя с берегов теплого моря в наши студеные края.
– Не такие уж они студеные, – засмеялся Филипп, вытирая пот со лба.
– Ты зимой к нам приезжай, рыцарь, вот тогда ты в полной мере оценишь мое гостеприимство.
Кучкович, несмотря на свои пятьдесят лет, производил впечатление очень здорового и сильного человека. Он был высок ростом, жилист, скор в движениях, а озорному взгляду его синих глаз мог бы позавидовать любой юнец. Удачлив боярин Мирослав был не только в походах и набегах, но и в детях. Одних сыновей у него было семеро. Причем старшему уже перевалило за тридцать, а младший еще качался в зыбке. Дочерьми Кучкович тоже языческие боги не обделили. Старшая, как успел узнать Филипп, была замужем за Борисом, средняя – за еще одним Гастом, доводившимся двоюродным племянником благородному Венцелину, а третья дочь, Улита, полгода назад вышла замуж за князя Андрея, сына Юрия Суздальского. У Андрея, который, по словам боярина Мирослава, был почти ровесником Филиппа, первый брак не сложился, жена умерла при родах, и Кучкович очень надеялся, что его дочь принесет князю наследника крепких вятских корней. По части крепости вятичи действительно могли поспорить с кем угодно. Двор боярина был заполнен круглоголовыми, широкоплечими молодцами, твердо стоящими на ногах. Усадьба Кучковича оказалась столь обширна, что вполне могла претендовать на статус небольшого городка. Кроме терема, церкви и хозяйственных построек, здесь стояли еще и четыре десятка изб, предназначенных, судя по всему, для женатых мечников. А всего население этой боярской крепости насчитывало не менее пятисот человек, включая естественно детей и женщин.
– Кучковичи далеко не последний род в вятских землях, – подтвердил Глеб впечатления Филиппа об усадьбе. – Далее по течению Москвы-реки расположены замки его родных и двоюродных братьев. А всего Кучковичи способны поднять до трех тысяч вооруженных людей. Немудрено, что князь Юрий решил с ними породниться.
Из всех спутников Вузлева в церковь вошли только Глеб, Олекса Хабар и Филипп, остальные сочли излишним благодарить Бога за благополучно завершившееся путешествие. Отец Макарий рвение гостей оценил и с охотою благословил их на доброе начинание. Макарий был греком, приехавшим в вятские земли еще зеленым юнцом в свите преподобного Феофила. За двадцать лет, проведенных в вятских землях лет, он успел не только отрастить власы и бороду, но и поседеть от страшных переживаний, выпавших на его долю. О своих невзгодах Макарий распространяться не стал, зато заметил вскольз, что здесь, в усадьбе боярина Мирослава, чувствует себя в полной безопасности. И хоть сам боярин крещения не принял, однако препятствий распространению истинной веры среди домочадцев и мечников не чинил. Впрочем, из всех его детей только дочь Улита стала христианкой, а все прочие пребывали в грехе язычества. Все свои надежды Макарий связывал с четвертым по счету сыном боярина Мирослава, на редкость любознательным отроком, освоившим к пятнадцати годам греческую и латинскую грамоту, не говоря уже о славянской, и проявлявший большой интерес к христианскому учению.
– Справимся, – бодро заверил Макарий гостей. – Вода камень точит. В Москве язычников уже почти не осталось. Да и в округе открылось несколько христианских церквей. Бояре местные особенно проявляют интерес ко всему византийскому, а значит и к истинной вере. А вслед за старейшинами потянется и простой люд.
За пиршественный стол в тереме хозяина сели едва ли не три сотни человек. Стряпухам пришлось потрудиться изрядно, чтобы накормить такую прорву людей. Однако нареканий со стороны гостей не было. От обилия блюд у Филиппа даже в глазах зарябило. И он уже не столько ел, сколько отнекивался от предложений Богдана Кучковича, старшего сына боярина Мирослава.