Пилигримы

Внизу откровенно клекотало и щелкало — звук сухой, стремный и нервирующий.

Крайние метры одолели, задержав дыхание. Перевалились через фронтальную стесанную стену квартиры и приникли к растрескавшемуся паркету. Дышать и радоваться — необоснованно, но от души. Коля показала большой палец, и я невольно проникся — ребята смелые, умелые. Живут в постоянном контакте с ля муэрте и еще в разуме. Хотя, по справедливости — у кого по-другому?

— Полоса отчуждения, — едва уловимо прошептала клановая и для акцента ткнула пальцем вниз.

Дальше чуть попроще. Переход по соседствующим квартирам, поэтапный спуск в арматурно-бетонной мешанине и выход на узкую улочку, огороженную кирпичными оползнями. Видимость ноль, понимания еще меньше. Но тихий шепот зоны почти приятен в отсутствии сухой музыки. Погнутый фонарь, перекрученная оградка, надломленные от сухости деревца, чутка ржавчины от машин на вечном приколе и надтреснутый баскетбольный щиток с красной футболкой.

— И как долго держится тропа? — спросил я у проводниц спустя минуту, потраченную на дыхание и созерцание красного.

— Нам хватит, — отрезала Николя.

— Кто прокладывает? — шепнул в мою сторону Замес. И опять в яблочко. Мне все больше хочется пересечься с топовыми позициями парковой общности. Поговорить за жизнь, то да се…

— Часа за два дойдем, — определилась Николаевна.

И не сглазила, чертовка — дошли ровно, без эксцессов. Двигались медленно, с оглядкой, используя неприметные квартальные отнорки. Десяток метров к цели, выждать, прислушаться и еще десяток метров. Зональные осторожные черепашки на повышенной бдительности. Одобряю и приветствую.

В секторе мне резко не понравилось — без видимых причин. Вроде как подышал, понюхал — и захотелось выжечь достопримечательности. Непонятная реакция напряженного сознания. Но не функция и уже хорошо — с электронным пассажиром общаться пока не готов. Слишком стремает.

Николаевна замерла на дорожном повороте — в прямой видимости от просевшего короба подстанции. Стенка, стенка, дырка и много почернелых кирпичей. Выцветший асфальт, пыльные пятна земли, непонятные обломки, темневшие зубьям металла.

Вы дыре мелькнула тень.

— Не соврали, — прошипела клановая с видимым облегчением. — Теперь бы выманить сучат…

— Тощий, Замес, со щитами право сзади. По команде рывок и удар. На максимум. Остальным контроль провала.

— Ты че… — растерялась Наивная. А ведь почти молчала всю дорогу, создавая образ основательности.

Я бодро потрусил к развалинам — одна рабочая схема имеется, пользовал в прошлом, но тогда у меня был бульдозер. Херня вопрос — гео шустрее.

Грохнул выстрел — пуля подловила тень, и из сумрака дыры вывалилась членистая лапа. Сказать, что зашумело — соврать. Звук нахлынул и прям разбередил инстинкты — ускорение, смещение, прицел.

Жахнул шмалабой. За спиной усиленно задышали бойцы защиты.

В темноте зашевелилась масса, по-другому не скажешь. Лапы и оскалы, бельма глаз, текстуры панцирей — пятна скудного освещения лепили мозаику угрозы.

Выстрел, рывок, выстрел. Дал отмашку:

— В стену справа!

Любо дорого посмотреть, как два тарана состыковались с кладкой. Лязгнуло на славу — до легкого оглушения. Под эпичный хруст тощий нырнул в заваливавшуюся стену, а Замес отпал колобком.

Контроль, анализ.

— Прикрытие, вперед! — рявкнул, не оборачиваясь. — Чистим!

Сухостой помят и дезориентирован — чует био, хочет, но мертвая плоть дает осечки, ломается, рвется.

Рванул Шеста за ногу и без расшаркиваний выдернул на тротуар. Глаза у бойца нетипично круглые, рот раззявлен в попытке совместить дыхание с криком.

Выстрел, второй.

— Вобля! — налетела Коля и рухнула стальным коршуном на раздавленную плоть, что пыталась выбраться из-под обломков.

— Командир! — обрел звук тощий. И панические нотки мне не понравились. — Там…

Передо мной опустилась лапа — то есть херовина, которая не заканчивалась на высоте моего роста, а уходила в пылевую взвесь, где сгущалась тень, Удивительно — если сказать вежливо.

— Матерый!! — завизжала Наивная. Но к ее чести — не дрогнула, а разрядила оружие в надвигавшийся клекот.

— Командир!! — вопль Ивы, спешившей на помощь. Конечно, с сумкой. Ну вот какого, а?

А затем резко, из неопределенности света, ко мне придвинулась оскаленная пасть, из которой разило химической горечью. Навскидку, в такую глотку я зараз войду наполовину. И зубки под стать — с мою ладонь.

— Стреляй, стреляй, стреляй! — непонятно кому орала Николя.

На Фрау навелась мелочь крабьего племени, и женщина заработала сталью — дважды попала, на третий заорала — потеряв кусок плоти.

— А вот не надо, сука! — предложил я клекотавшей пасти. Просел в уклон, задвинул автомат под верхнюю челюсть и выжал спусковой.

Тварь эпилептически дернулась и откусила дуло. Обиделся ли муа? Да, блять!

Раскаленная ладонь вошла в первый выпученный глаз. Зашипело, накатило дымной вонью. А я надавил, чувствуя пальцами подобие сетчатой плоти. Радуйся пиро, сегодня у тебя целая оргия.

— Шиты! — прохрипел. Как же воняет… — Поджимай!

Откликнулся Замес, в броске подперев содрогавшуюся тварь. Немного не понял — а костлявая смертушка где?