Пилигримы

Клановые сидели, точно палку проглотили — нервничали, крутили головами, иногда замирая в наводке на вектор Парка. Их нервозность поневоле передавалась группе — еду молотили почти в суровом молчании.

Замес не выдержал — иногда большой ум оказывает пагубное влияние на самоконтроль, доказано эмпирически, если что. Спросил тихо, наклоняясь в мою сторону:

— Справимся, командир?

Так и множатся никчемные сущности, подтачивая волю. Я погонял во рту глоток затхлой воды, побулькал и уточнил:

— Допустим, я скажу «нет», попросишь себя пристрелить? Я могу, ты не стесняйся.

— Важны лишь намерения и путь, сомнения чужды, — не своим голосом объявила Ива. Посмотрела строго: — И все получится.

— Кодекс? — усмехнулся я. Тень Амиго прям, как живая — кроется в сумраке развалин.

— Кодекс.

— Слышал, боец? — глянул я на Замеса. — Еще вопросы?

— Теперь точно сдохнем, — буркнула Николаевна и поднялась. — Хватит мяться, либо сожрут, либо дойдем.

Не сожрали. Группа проползла почти на кортах над серыми панцирными волнами, что бились о стены — стрекот и шуршание почти оглушали, как и набат сердец. Нечи сильно частили с выплесками на уличные развалы — замирали, лупая набором глаз, щупали воздух. Но мы прошли.

В дворике с ржавой ракетой нас встретила пара клановых — мужчина в возрасте и женщина лет под тридцать. Плотно замотаны в камуфляжную защиту, на открытых шрамированных лицах изрядная толика сомнения. При нашем появлении из подъездного блока они торопливо навелись на шум.

— Шах-шах, — вскинула руку Николя. — Клан Вобля.

— Слышал, — степенно кивнул мужик, не опуская начищенный шмалабой. Оружие на полном серьезе поблескивало формами. — На ничейную ходили?

А выбор ответа небогат — либо топтали чужие земли, либо правда. Наивная закивала китайским болванчиком. Мужик одобрительно цокнул и опустил оружие:

— Вернулись живыми, молодцы. Слышал, нечи возбудились?

— Проползти можно.

И мы разошлись. Убыли в переулок, провожаемые внимательными взглядами. Николя для кого-то пояснила:

— Это Сидр с дочкой. Крутой. Но не топ.

А еще минут через двадцать команда вышла к парковому рву. К горьковатому запаху разрухи примешались ароматы быта — сложная консистенция большого скопления людей. Но надо отметить — успокаивает.

За мостом удостоились вялого кивка сторожевых и слегка ускорились — точнее клановые надбавили, мы последовали. На лице тощего брезжила лишь одна мысль — Марта. И я его понимаю.

Дорожки, сарайчики, тентованное непознаваемое, контейнеры в хаотичном многообразии — мимо, мимо и мимо. Знаковый провал мелькнул тенью на периферии и убыл. А впереди базовый лагерек, где кричат и стучат, где пахнет ароматным дымком и консервами. И почти не чувствуется напряжение, которое сквозит во всех жестах Николаевны.

На второй минуте захода к нам вывернула Оторва. Явно ждала, мотая круги на подступах, — торопливо приблизилась, изучила мимику Никки и встревожилась. Прям зарделась мыслью и догадками, мрачнея с каждой секундой. На подходе сказала весомо:

— Рассказывай.

— Шершень продал точку Чумкам.

И более не надо слов. Оторва сообразила мгновенно, мазнув по нам взглядом. Заиграла желваками, выдохнула гневно, цедяще вдохнула и припечатала:

— Сука! — Помотала головой в попытке разогнать мыслительное. — Всех положили?

Кивок. Смена № 7 с интересом внимала — косилась на меня и слушала. А мне хотелось к костру, да нормально пожрать.

— Никаких выходов в ближайшие дни, — проскрежетала женщина. — Сидим в лагере, ждем гостей.

Она подступила ко мне и смерила гневным зрительным контактом:

— Так и знала, сука, что от вас будут проблемы.

— Еще раз? — спросил, добавляя холодка.

Она дрогнула, скалясь:

— Сраный Шершень!

— Уже лучше, — кивнул. — Мы у себя, если что. А то тощему невмоготу.

— Так Марта же командир, — возмутился Шест.

Оторва сопоставила, прикинула и сделала правильные выводы, чутка светлея лицом:

— Позовем?

— Зовите, — согласился.

И мы ушли. А минут через пять костлявый уже по пояс занырнул в колесницу. Справедливости ради, Фрау от него почти не отстала — так что в закромах они копались на пару.

Дальше, как водится — костер, личный досмотр, готовка и ожидание. Подкрался сумрак, привнеся в лагерь факельных огней. Суета пошла на убыль — дневная клановая жизнь перетекала в вечернюю настороженную. Нас не трогали, мы не настаивали. На периферии пару раз мелькала глава в сопровождении Коленьки — выглядели чутка загнанно и напряженно. Хотя, где в зонах можно найти расслабленного человека? Да, Джимми, вопрос с подвохом.

Распределив дежурство и сделав мотивирующее внушение, я убыл ко сну. Вахту по обыкновению взял волчью — так мне спокойнее. Да и нравится мне предрассветная тишина, когда Ось запускает первые пульсации. А может, сука, и обманываю себя — никогда не рассматривал рассвет с позиций лирики.

С первыми утренними шепотками, что прокатились над просыпающимся лагерем, встал, прошелся в ближнем радиусе, разминая ноги, и замер на траверсе прохода к базе. На тротуаре стоял памятный боец из Ищеек — Клин. И его приближение я не услышал.

Постояли, помолчали.