Он жил здесь совершенно один уже третий месяц. После того как он вышел из тюрьмы и провел несколько дней в Париже, в маленькой комнате гостиницы, которую ему снял Рожэ, он приехал вместе с ним сюда. До этого Рожэ все звонил по телефону, уходил, вел какие-то переговоры и, наконец, сказал Фреду, что все устроено.
– Я тебе нашел место, – сказал он. – Это не здесь, а в девяноста километрах от Парижа, в лесу, брат, замечательная вещь! Ты увидишь.
– Что я там буду делать? – спросил Фред. – Я почти ничего не умею, вы знаете.
– Ты будешь сторожить дом, – сказал Рожэ. – Это маленькое имение одного моего старого приятеля, который там очень редко бывает. До сих пор за домом присматривала местная крестьянка, но она уходит. Я ему предложил взять тебя. Ты будешь сторожить, значит, дом, топить печи, рубить дрова, и больше ничего. Он тебе будет платить небольшое жалованье. Пищу ты будешь покупать в деревне, в двух километрах оттуда, и в конце каждого месяца он будет платить в лавочку. Понимаешь?
– Понимаю, – ответил Фред. – И там никого не будет, кроме меня?
– Никого. Но там, в доме, очень хорошая библиотека. Ты знаешь, откровенно говоря, я тебе завидую. Я бы хотел быть на твоем месте. Завтра с утра мы туда поедем, и я тебе все покажу. А я буду приезжать к тебе каждую субботу и оставаться до понедельника.
Фреду казалось совершенно естественным, что он действительно должен поехать туда и жить теперь там, так как Рожэ находил это необходимым. Он питал к Рожэ необыкновенное доверие. Он смутно понимал, что в жизни, которая ему предстояла и о которой он не имел никакого представления, потому что в ней не было ни одного из элементов, составлявших его существование до сих пор, – что в этой новой области Рожэ, конечно, знал все гораздо лучше, чем он. Ему казалось, что с недавнего времени началось какое-то движение, в котором ему, Фреду, предстояла важная роль, – движение, возникшее потому, что существовал Рожэ, и потому, что Рожэ участвовал в нем наравне с Фредом. И он впервые за свою жизнь подумал, что обмануть этого человека нельзя и что он этого не сделает ни при каких условиях.
Он сидел перед печкой, вытянув ноги и наслаждаясь теплом. Он вспоминал сейчас первый день своих разговоров с Рожэ, когда они вернулись из маленького ресторана и Рожэ предложил Фреду кресло, а в другое сел сам. Одно было бархатное, другое кожаное, и оба были порваны. Рожэ сказал:
– Видишь ли, Франсис, – он сразу же начал называть его настоящим его именем, – видишь ли, старик, дело представляется так: если ты ни о чем не думаешь, все просто. Когда ты начинаешь размышлять, ты убеждаешься, что очень простых вещей мало. Другими словами, что-нибудь тебе кажется ясным как день. Но если ты как следует подумаешь, почему это так, ты видишь, что этому предшествовало множество всякой всячины. И чтобы понять эту простую вещь, надо знать и понимать эту всякую всячину. Понимаешь?
Фред кивнул головой.
– Тебя поразило в кафе то, что говорили эти люди об истории культуры, настолько поразило, что ты даже запомнил слова, которые они произносили, и имена, которые они приводили. Тебе показалось удивительным, что они говорят о вещах, о которых ты не имеешь представления. Так?
– Да.
– Никакого чуда тут нет, однако, – сказал Рожэ. – Эти люди такие же, как мы с тобой, – может быть, скажем, другого роста или другого вида, но это неважно.
– Мы с вами разные, – сказал Фред. – Вы – это одно, я – другое.
– Конечно, – ответил Рожэ, – двух одинаковых людей в мире не бывает. Но некоторые вещи, которые понимает один, может понять и другой. Не всегда и не непременно, но часто может. А самое главное, это знать, для чего ты живешь, понимаешь?
– Я никогда об этом не думал, – сказал Фред. – Я только думал – почему одни могут, а другие не могут. Я не умею говорить, мне трудно объяснить это.
– Почему одни могут говорить о культуре, а другие нет?
– И это тоже.
– Это сравнительно просто, – сказал Рожэ. – Если бы ты получил такое же образование, как эти люди, ты мог бы говорить, как они. Но ты недоумевал, почему такие вещи могут их интересовать?
– Да.
– Для этого есть много причин, мы позже поговорим с тобой об этом обстоятельнее. Одна из них, которая сейчас тебе будет наиболее понятной, это та, что у них меньше матерьяльных забот, чем у других, и больше свободного времени.
– И эти люди знают, зачем они живут?
– Вероятно, знают или думают, что знают.
– А зачем вообще люди живут? Роже улыбнулся.
– Это не так просто. Все, однако, живут для чего-то. Если ты отнимешь у человека какую-то цель, которую он преследует, его существование делается ненужным. Но есть цели, которые стоят того, чтобы их добиваться, и есть цели, которым грош цена. Понимаешь?
– А как узнать, какая цель важная и какая неважная?
– На это, милый мой, Бог тебе дал две вещи: совесть и разум.
– Я однажды слышал проповедника из Армии Спасения, – сказал Фред. – Он тоже говорил о совести.
– И тебе было смешно?
– Нет, мне никогда не бывает смешно. Мне было скучно.
Рожэ покачал головой и спросил: