Пилигримы войны

– Чего на связь-то не выходили? Козырь уже все глаза проглядел, чуть ли не бригаду на поиски собрал.

– Случилось что? – Полоз насторожился.

– Да кто ж его знает? – хмыкнул Дементьев. – Мне не докладывают. Но по смене передали: как появишься, ноги в руки и дуй в штаб.

Полоз кивнул. Пока они говорили, Свят умудрился ухватить в дежурке кусок вяленого мяса и теперь жевал на ходу, не обращая внимания на рассвирепевшего Дециметра.

– Нехорошо, брат, – протянул Якут. – Обобрал человека, ужина лишил.

– Не боись, оленевод. Арифмометр от голода не загнется. Глянь, какая у него ряшка – тебе такую за всю жизнь не наесть. Что там про Козыря, Стас?

– Срочно в штаб.

– А пожрать-помыться?

– Помоешься за меня.

– Я уж лучше за тебя пожру.

«Волна», тараном прокатившаяся до Салехарда, самым непостижимым образом пощадила военную часть да и городок «за забором» помяла не слишком. В бывших казармах, общежитии и панельных пятиэтажках кипела жизнь, четко расписанная новым порядком. Больше всего досталось северо-западу городка, и теперь от двух улиц и опустевших домов Белояр охраняли блокпосты. В «Обдоре» любили попугать молодняк страшилками про тени за пыльными стеклами окон, «белых духов», способных влиять на мозги и даже выманить за блокпост, и «дикарей», якобы живущих по подвалам и не брезговавших человечинкой. До сих пор по казармам бродила байка, пущенная Святом, о рейде в логово «дикарей» и найденных останках двух пропавших с блокпоста новичков, от которых остались только «обглоданные кости и ремни с пряжками». Сам Полоз никаких теней и «духов» не видел, а вот дезертиры поначалу в брошенных домах действительно обитали. И рейд был. Только совсем другой.

– Опять метешь, Мельпомена?

Голос Свята вырвал командира из не самых приятных воспоминаний.

– Давай, давай, дармоед. Работай резче.

На дорожке, ведущей к аллее Славы, скрипел метлой скрюченный, похожий на мартышку, плешивый субъект в телогрейке и грязных штиблетах. Бросил на Свята злобный взгляд, сморщил обезьянье личико, цыкнул щербиной между передними зубами. Некогда заведовал субъект не самым мелким в Зауралье театром, почитал себя «свободным художником» и все пытался привить несознательным массам «настоящее искусство», разбавляя классические постановки «новым веянием» в виде полуголых баб и отчаянно матерящихся Ленского с Онегиным. Волей судеб занесенный сюда катаклизмом, он не нашел понимания у Козыря, пытался бунтовать и сколотить «оппозицию», за что был не раз бит, периодически сиживал «в застенках» и регулярно привлекался к общественно полезному труду. Даже проходя мимо, Полоз ощущал волнами исходящую от этого маленького человечка ненависть – к нему и Святу, к аллее Славы, к форме и построениям, к Козырю, метле, серому небу над головой и собственной планиде, так и не давшей выбраться отсюда «к цивилизации».

– Вот ведь бесполезная скотобаза, а? – в очередной раз завелся Свят. – Нет, Стас, ты мне скажи, это только нам так не повезло или вообще?

– Ты не прав, брат, – ответил за командира Якут.

– Это в чем же? Куда мы только эту «творческую интеллигенцию» не пихали! На ферме они работать, видите ли, не могут – «я певица, а не доярка»! Шить не умеют, готовить – та же байда. Помнишь эту? Как ее там? Дашу Лучистую? Посуду мыть – это тебе не книжонки про «банкиры тоже плачут» кропать! Так чего, Якут? Где я не прав?

– А Марья Петровна? А Нотя из библиотеки? А Шилов?

– Ну, Марья Петровна – это святое, – неожиданно быстро сдался Свят, видимо вспомнив гренадерские стати и суровую длань заведующей клубом, и на этом дискуссия скисла.

У штаба Полоз свернул к бетонным ступеням, постоял, провожая взглядом своих. Свят, мощный, с пышными пшеничными усами, ни дать ни взять варяг или славянский богатырь, и худощавый, юркий, с узкими черными глазами Якут представляли колоритное зрелище. Но для Полоза они были семьей, «родней», единственными близкими людьми. Так сложилась жизнь, и изменения вряд ли предвидятся. Рейд. Койка в казарме. Шумно, конечно. Зато не воешь по ночам.

Полковник принял его не сразу. Что бы там ни говорил Дементьев про срочность, пришлось обождать, пока закончится заседание штаба. Усевшись в коридоре и вытянув ноги, Полоз почувствовал неясные уколы не беспокойства, нет. Скорее предчувствия стремительно надвигающихся перемен. Как тогда, в «той» жизни. Пролетело по позвоночнику огненным вихрем, пока поднимался по трапу самолета. И он до конца полета пытался найти объяснение, почему поездка к армейскому другу в далекое Зауралье заставила взмокнуть ладони и защекотала неприятным ознобом коротко остриженный затылок. Тогда он почувствовал, как наваливается на плечи нечто неумолимое, способное перевернуть всю его жизнь.

А оказалось, и весь мир тоже.

– Проходи.

Козырь выглянул из-за двери, махнул рукой. Этот кабинет Полоз давно уже выучил наизусть. Повинуясь приказу, сел на стул. Полковник медлил, некоторое время стоял к нему спиной, глядя в окно.

– Значится, так. О секретности того, что ты услышишь, предупреждать не буду – не маленький. Несколько дней назад вышел на связь объект «двенадцать».