Пилигримы войны

Едва послышался звук отодвигаемого засова, Полоз отступил в тень. И сунувшегося было лохматого мужика встретил удар под горло. Мужик захрипел. Полоз, не давая ему опомниться, резко дернул его на себя. Второй вообще не понял, что случилось. Раскрыл рот, чтобы закричать, позвать на помощь, и получил в солнечное сплетение, согнулся кулем. Спецы действовали быстро. Затащили обоих внутрь бани, связали руки за спинами обрезками веревки. Выскочили за дверь и прикрыли ее засовом.

– Так-то лучше. Посидите тут, охолонитесь.

– Кляп бы им какой. А то очухаются и начнут орать, вся долбучая деревенька сбежится. – Блажь опасливо озирался по сторонам.

– Не очухаются. Во всяком случае, не так скоро. – Полоз примеривал к руке топор, взятый у одного из незадачливых охранников.

– Ну вот теперь и поговорим. – Свят стиснул зубы, поглядывая на неосвещенные окна дома.

– Отставить. Сначала Нестер, – жестко ответил Полоз.

Свят скрипнул зубами, но ничего не сказал. В конце концов, командир был прав.

* * *

Чуха жил на окраине деревни. Огорода не держал, скотину тоже. А зачем? И так все дадут трусливое мужичье, покорными баранами кланяющиеся Гвездославу. Тут главное, кровью повязать, и тогда хоть веревки вей. Кровь-то, она сильная, кто хоть раз вляпался, уже не отмоется.

Посмеиваясь про себя над незадачливыми селянами, он вошел внутрь. Мужики сложили найденные трофеи на лавки, и Чуха незамедлительно приступил к осмотру свалившегося богатства. Рюкзаки потрошить, шмотки, это все потом. Да и великоваты они, шмотки-то. Не на него пошиты. А вот оружие – это другое дело.

Оружие он любил. Оно словно уравнивало его вместе с высокими, статными людьми, к которым Чуха, сколько себя помнил, испытывал острую, черную зависть. Поэтому и не было для него слаще, чем ломать таких, заставлять валяться у него в ногах, просить о жизни, которой он никогда не давал. Или всаживать в ногу, из засады, один выстрел, а потом идти незаметно, смотреть, как корежится подстреленный, цепляется за жизнь изо всех сил. Вот забава так забава. А потом подойти к истекающему кровью, услышать «Эй, мужик! Помоги!» и всадить пулю. Наблюдать за агонией, испытывая сладкую дрожь внизу живота.

Ну-ка, ну-ка, что у нас тут? Он заскорузлыми пальцами водил по телу «калашей», «соток», щупал, как женщину, «Печенега», лапал карабин, всматриваясь в оптику, разглядывал ножи и пистолеты, с придыханием, поскуливая от восторга. «Мое, – неслось в голове. – Теперь попрятать подальше, чтоб лапы свои загребущие не протягивали!»

Он нехотя отошел от оружия, скинул ногой дерюжку, открывающую люк подпола. Кряхтя поддел рукой кольцо, потянул, зажег масляную лампу и посветил вниз. Порядок. Спустился по приставной лестнице, завозился внутри, освобождая место. А когда вылез обратно, в комнате появился еще один человек.

Чуха метнулся к лавке, но не успел. Человек сделал резкий шаг вправо, отсекая его от оружия. Чуха осклабился, выхватил нож из-за голенища сапога, завертел в пальцах смертоносную мельницу.

Оба молчали. Не обращая внимания на острые всполохи в руках Чухи, человек вытащил нож, и по тому, как он держал его, по тому, как двигался, Чуха сообразил, что имеет дело не с новичком. Он сделал пробный выпад, человек легко «утек» в сторону. Тогда Чуха перебросил нож в другую руку, поставил «обманку», чтобы сбить противника с толку, а самому нанести короткий удар. Но враг разгадал и этот прием, ушел из-под выпада и еще на шаг приблизился к Чухе.

А затем произошло что-то, чему он не мог дать отпор. Человек вдруг резко присел, и в следующее мгновение руку Чухи обожгло резким ударом ребра ладони. Он выпустил нож, лезвие отлетело в сторону, и Чуха с ужасом осознал, что не успевает ни закрыться, ни отступить. Нож вонзился ему в живот, острая вспышка боли, воздух разом ушел из легких. Он почувствовал, как в кишках вспыхнул маленький костер, плавя внутренности, разрастаясь, не давая вздохнуть, и человек рванул нож вверх, к грудине, потроша Чуху, как рыбу. Рука зажала рот, и Чуха со всей силы прикусил ее, пачкая слюной и кровью, но человек держал, второй рукой с зажатым ножом продираясь в мягком и липком. Последнее, что Чухе довелось увидеть в своей жизни, были черные узкие глаза незнакомца. А потом пришла смерть.

Якут еще какое-то время держал труп на острие ножа, затем резким движением вынул его, отбрасывал тело от себя. Чуха повалился на грязный пол. Якут аккуратно вытер лезвие об одежду покойника, замотал прокушенной ладонью, поморщился, убирая кровь и слюну. Затем огляделся, спихнул труп в раззявленный подпол и захлопнул люк.

Надо было торопиться. Полоз и парни наверняка уже освободились. Оставалось только взять оружие и двинуть на помощь Нестеру.

* * *

– Ешкин-матрешкин, ты глянь! Терминатор, бля!

Свят выскочил из кустов, тихо свистнул. Они коротко обнялись с Якутом.

– С охота идет, медведь тащит. – Якут коротко улыбнулся. – Разбирай. За шайтан-труба твоя придется опять возвращаться. И за вещами.

– Вернемся. – Свят забрал у обвешанного с ног до головы Якута свой «калаш». – Спасибо, брат.