Пилигримы

Луп растянулся на коврике и не просыпался весь день, несмотря на пронзительные вопли птиц в клетках и грохочущие по дому шаги Фауль. Эрик тоже откинулся на подушки, обнаружив, что это и впрямь самое поразительное изобретение человечества, как вдруг ботинок осторожно пнул его в ребра. Над иномирцем возвышался Шарфи.

— Что это ты тут делаешь? — с усмешкой поинтересовался он.

— У меня дома это называется релаксацией, — наставительно пояснил Эрик. — Это наш обычай после долгой нагрузки, например утомительного марш-броска через леса, полные опасностей, смертельных угроз и трупов. И честно говоря, если я прямо сейчас не получу положенных мне пары часов отдыха, то утрачу остатки сдержанности и, скорее всего, сорвусь.

— О нет, не угадал. Только не для героев. Ты хочешь им стать, так я тебя им сделаю. Но придется поработать.

— Позже. Пожалуйста.

Шарфи бросил на пол армейский меч рукояткой к Эрику:

— Марш отсюда во двор, и я покажу, как с ним обращаться.

— Если попытаешься поднять меня с места, я докажу тебе прямо сейчас, что умею с ним обращаться, можешь мне поверить.

Но тут Эрик заметил, что за перебранкой наблюдает Сиель. Тяжело вздохнув, он взял меч и побрел следом за Шарфи на улицу.

…Задним двором гордо именовалась каменистая площадка с редкими вкраплениями красной почвы, на которой Лют и Фауль каким-то образом умудрялись разводить маленькие грядки овощей, огороженные бревнами. Они находились на довольно приличном расстоянии от дома. Сарайчики и коровники наполняли воздух звуками и ароматами, характерными для крупного скота, хотя что они могли есть здесь, оставалось за пределами понимания. Кромка леса тянулась вдоль горизонта справа. Голубые вершины гор возвышались на фоне белого неба слева, за длинными зелеными заплатками полей и словно выложенных брусчаткой участков, тут и там перемежаемых деревьями.

Шарфи спрыгнул со ступенек, скривился от боли в коленях, а затем взял горстку камешков.

— Брось меч, — велел он.

— Прошу прощения, возможно, я что-то неверно понял, однако мне показалось, что меня подняли с подушек с целью научить пользоваться этим паршивым оружием! — возмутился Эрик, послушно выпустив рукоять.

Меч со звоном упал на землю.

— Да. Это тренировка для ног. И хватит уже ныть. Это не произведет на нее никакого впечатления. — Шарфи рассмеялся, глядя на багровый румянец смущения, заливший щеки иномирца. — Да, я знаю, что ты влюбился. Это куда опаснее, чем любая схватка, можешь мне поверить. Вот. Поймай эти камни правой рукой. Прыгай вперед, если камень летит прямо. Шагай вот так, если бросаю влево, вот так, если вправо. — Шарфи продемонстрировал странные приемы, больше похожие на танцевальные движения, а затем бросил первый камешек, который отскочил от колена иномирца. Второй со свистом угодил ему в лоб. — А вот что происходит, если ты промахиваешься.

— День будет долгим, верно? — пробормотал Эрик, потирая лоб, зудящий, как от пчелиного укуса.

— Зависит от тебя. Лови! Хорошо. Лови! Еще лучше…

— …Что ж, по крайней мере, теперь ты знаешь, как держать меч, — произнес Шарфи, когда на землю опустились сумерки и двое мужчин отправились к веранде, потные и уставшие. — Правильно держать меч — значит уже практически убедить некоторых, что ты готов к бою, а то и заставить их передумать тебя задирать.

— Судя по всему, вряд ли это можно считать безоговорочным признанием наличия у меня потенциала, верно?

Шарфи только пожал плечами.

— Я однажды стану в этом деле мастером, вот увидишь, — стал бахвалиться Эрик, почему-то приободрившись, когда они сели на ступеньках черного входа и устремили взоры на темнеющий горизонт.

Шарфи издал свой специфический неприятный смешок.

— Для первого урока ты неплохо держался, — признал он. — У тебя верный глаз, я видел и хуже, а ребята дослуживались до весьма неплохих рангов. Мы еще поработаем над твоей защитой. Оставайся в живых как можно дольше. Мы с Анфеном сами можем убить того, кто посягнет на твою жизнь.

— Знаешь, срубить врагу голову, по мне, довольно неплохая защита.

Шарфи кивнул:

— Может, и так. Только вот позволить ему срубить свою — не самый лучший метод. Слушай, а когда Луп отвел тебя к утесу… Что он там делал?

— Немногое. Всего лишь превратил в порошок мое самое ценное достояние.

— Которую? Не черную ведь?

— Черную.

Шарфи был искренне потрясен.

— Я его убью! Почему ты ему позволил это сделать? Но не беспокойся… Другие твои чешуйки — тоже все ценные. Каждая стоит мешочек золота, а синяя — два. А он оставил порошок себе или вернул тебе?

— Он у меня, — сознался Эрик, вынимая мешочек из кармана.

Когда Шарфи взглянул на иномирца, его лицо неожиданно переменилось: многочисленные вмятины и шрамы обычно делали любителя баек похожим на сурового закаленного воина, однако теперь в глазах появилась отчаянная жажда, превратившая его в наркомана. Он заговорщически огляделся, а затем склонился к Эрику, шепнув:

— Что ж, тогда можно и видение посмотреть, раз уж ее уже стерли в пыль… Если выделишь мне щепотку, буду у тебя в долгу.