Пилюли для феи (СИ)

- Если вам раньше этого никто не растолковал, то самой пора бы понять. На работе следует работать, а не выяснять личные отношения. Про драки с посетителями вообще молчу. Надо ж такому в голову прийти. Простите, но вы склоняете меня к тому, чтобы разорвать наш контракт. И пожалуй, навсегда отказаться от найма женщин сотрудников.

Слезы уже кипели в глазах. Курой даже щёки изнутри закусила, чтобы не разреветься. Так стыдно, как сейчас, ей ещё никогда не было.

- Я прошу прощения, господин Росс, - промямлила теург, не рискуя даже посмотреть на альва, - клянусь, подобного больше не повторится. Я сейчас же извинюсь перед... посетительницей. Я... Только не увольняйте меня, пожалуйста!

Последнее вылетело само. Каро же твёрдо решила, что умолять оставить её в агентстве ни за что не будет. В конце концов, опыт работы по специальности теперь имелся и место она найдёт. Вполне возможно, даже более высокооплачиваемое. Но вот выпалила же!

- Не могу обещать ничего конкретного, госпожа Курой. Окончательного решения я ещё не принял.

Теург уставилась на закрывшуюся дверь, пытаясь переварить, что это она такое только что отчебучила. Кажется, Алекс был всё-таки прав. Больше всего это смахивало на ревность.

Каро плашмя рухнула на диван, пряча пылающее лицо в ладонях, и глухо замычала. Мысль о том, чтобы немедленно пойти и утопиться казалась всё привлекательнее.

***

Отец был один. И это само по себе казалось странным. Комната без секретаря, ближайших советников и неизменной охраны выглядела пустой - слишком просторной, слишком светлой. Солнечные лучи, пробиваясь через расписные бумажные стены, пятнали цветными лужами чёрный лакированный пол. А поверх их лежала тень от резной решётки, загораживающей веранду. И лишь тег, недвижимый, как статуя, казался монохромным: белые волосы, борода, шёлковые одежды цвета снега. Только глаза да лежащие поперёк бёдер ножны чёрные.

Яте вошёл, опустился на пятки, коснулся сложенных на полу ладоней лбом. Выпрямился, застыв в зеркальной позе. Только без меча - не положено. Мал ещё, не успел взрослого имени получить. Поэтому слушай, что тебе отец скажет, безропотно выполняй его волю. Не смей перечить, не смей даже слова поперёк вставить, как бы в душе не кипело, как бы ни хотелось орать. Не дорос ещё до права говорить.

Глаза у отца - оникс полированный. Своё крохотное отражение в них видишь, а больше ничего: ни мыслей, ни тем более чувств. Первый воин, никогда не ошибающийся мудрец. Так говорят и в это надо верить. Потому что он - правитель. И твой отец.

- Наставники рекли: «Никогда не говори, что чего-то сделать невозможно. Ибо тем самым ты обнаруживаешь ограниченность своего духа»,- негромко произнёс мужчина. - Победы достойны те, чьи сердца не ведают страха. Теги были бесстрашны, но, видимо, этого недостаточно. Мы сделали невозможное, и этого оказалось мало. Одним бесстрашием и сильным духом не победить альвов. Может, они трусливы, ограничены и хитры. Но на их стороне мощь всех Семерых и винтовки. Против храбрости и мечей. Теги проиграли, сын. Наш мир будет уничтожен.

Яте уставился на свои руки, лежащие на бёдрах. Заставил дрожащие сжимающиеся в кулаки пальцы распрямиться. Опускать глаза, когда с тобой разговаривает отец - недопустимо. Вскочить и начать орать - за гранью. Как бы ни клокотала ярость. Она не оправдание. Если не можешь сдержать эмоции, то дух твой слаб. А это недостойно воина.

- Но ты будешь спасён. Это моя последняя воля. Тот, кого я зову своим другом, отвезёт тебя к ним вместе с остальными.

- Разрешишь ли сказать, отец? - голос сипит, горло перехвачено, как удавкой.

- Гнев - это недостаток юности, сын. Но им необходимо управлять. Иначе он пожрёт тебя, - кончик белой бороды чуть заметно неодобрительно качнулся. - Тем более, если Третий отмерил ярости больше, чем может вместить твой дух. Говори.

- Они не смогут увезти меня. Я не подхожу по возрасту. Мне уже двенадцать.

- Юность не только яростна, но и склонна не прислушиваться к чужим словам. Вспомни, когда ты сокрушался о своём малом росте и слабых мышцах, я сказал: «Когда-нибудь всё то, что ты сейчас считаешь несправедливостью, обязательно обернётся добром!». Сегодня наступил как раз тот день. Помни, сын, тебе не исполнилось и семи вёсен.

- Мне двенадцать! - нельзя повышать голос, нельзя! Но уже не только руки дрожат - спина ходуном ходит. Не до приличий! - Я могу сражаться! Любой наставник подтвердит: против меня боятся вставать и те, кто старше!

- Я всегда был уверен, что ты станешь хорошим, а, может, даже и великим воином. Но то время ещё не пришло. Да и сражения уже закончены. Или ты, захваченный своим гневом, не слышал, что я сказал? Теги проиграли, сын.

- Тогда спаси Тако! Брата моложе меня на целых три года. Позволь разделить твой путь, каким бы он ни был. Не заставляй принять этот позор!