Пилюля

– Их черная кровь не замарает чистых мечей, несущих возмездие.

– Подожди… подожди… – шептал Кубинец, когда она занесла для броска копье. Амазонка остановилась.

– Их черная кровь!..

– Я отзываю гладиаторов и отдаю наших врагов на суд природе.

– …на суд природе! – прокричал Шакир.

Возмущенный свист и восторженный многоголосый рев почти заглушили его слова. Мнение «римлян» разделилось, но решение было принято, и гладиаторы покинули арену. Вышедшие из ворот римские легионеры окружили кучку оставшихся в живых амазонок, отобрали у них оружие и развели пленниц в разные стороны.

Пока рабочие индусы сносили в повозки убитых и раненых воинов, амазонок расставили на платформах, ранее доставлявших из «царства мертвых» гладиаторов, вершивших правосудие. Но теперь платформы не ушли вниз, а обтесанными каменными глыбами выросли над ареной, подняв приговоренных на трехметровую высоту.

Кубинец, рассматривая верхние трибуны, сплюнул на затылок сидящему рядом ниже старику.

– Не угомонятся никак, твари узколобые. Чего еще придумали? – Он посмотрел на Рэма: – Скоро там твой штурм?

– Ты жив, пока живет Рим, – ответил тот.

– Можешь начинать. Я разрешаю.

– Хочешь знать, за что я тебя убью? – спросил Рэм.

– Мы так мило беседовали, – произнес Кубинец. – Ты так и не передумал?

– Думаешь, из-за этой истории с Сафроновым? Нет, Миша. Мы играем по одним правилам – тут не на что злиться. Переходить мне дорогу стало твоим хобби, но я не сержусь. Когда мне говорят: «Кубинец продал нам минометы, украденные в прошлом году с нашей же базы в Сомали», я тоже не сержусь. Это твой хлеб.

Балансировать между двумя силами, выкручиваться, видеть выгоду в проигрыше – я сам учил тебя этому.

– Чего ж тогда взъелся?

– Тридцать человек, Миша. Я доверял им больше чем себе. Четыре года спецподготовки. Мне до сих пор снятся их лица. Я слышу их голоса. Никто не вернулся. Ты предал родину, Миша. Обгоревшие останки твоих товарищей разбросало по дну Атлантики.

– Опять двадцать пять, – сказал Кубинец. – Я здесь при чем?

– Цереушники знали по этому делу больше нас. Пять лет назад кое-что из их архива попало ко мне. Ты не случайно не полетел на том самолете. Тебя купили, Миша.

Кубинец опустил голову, задумался.

– Вылет был тринадцатого, утром. Подготовка самолета и оборудования, как помнишь, была на мне. Десятого в одиннадцать ночи меня разбудил дежурный и сказал, что пришли новые механики. Документы у них были в порядке. Два часа они возились с шасси, потом доложили, что в таком состоянии самолет не полетит. В ту же ночь прилетела группа из Алжира. Сказали готовить на Кубу их самолет. Мне не понравилось то, что по документам решение приняли за два часа до того, как была обнаружена проблема с шасси. Я нашел тех механиков. Спросил в лоб: «По чьему указанию «завернули» мой самолет?» Они знать не знают. Ладно, думаю, выясним. А эти лимонадом меня угостили, ну я выпил. Жара. И подумать не мог. Вижу, нервничают, но чтоб такое. Через полчаса у меня обморок. Отравление. В больнице прихожу в себя, первая новость: самолет взорвался, комиссия выясняет причины. Получаю конверт с фотографией сестры, а на ней одно только слово: «Молчи». Требую срочно к себе членов комиссии. Через час сообщают: «Сестра с мужем разбились насмерть в ДТП». Кладу трубку, возвращаюсь в палату, на койке конверт, в нем фото матери и то же слово. Вся история. У меня дизентерия, и я ничего не знаю.

– За два дня до взрыва на твое имя был открыт счет, – не скрывая раздражения, произнес Рэм. – Положили тридцать тысяч. Что на это скажешь?

– Не густо, вот что скажу. Про счет не знаю. Кто-то заметал следы.

– Через семь лет ты снял эти деньги. Я видел запись с камеры канадского филиала «Bank of America».

– Тридцать тысяч. Я помню. Мне их заплатил Сивере. У него были неприятности. Два месяца охранял его тощую задницу. – Кубинец изменился в лице. Его осенила догадка. – Сивере? Вот, значит, кто меня подставил! Сивере взорвал самолет. А я спасал ему жизнь… Как не вовремя он сдох!

– Я тебе не верю, – делая паузы в словах, сказал Рэм.

– А мне плевать, – со злостью ответил Кубинец.

Поднимаясь, заскрежетали ворота. Из проема показались львиные и тигриные морды. От страшного звериного рыка зрители на трибунах притихли. Амазонки инстинктивно отступили к центру своих платформ. Они только теперь поняли, сколь ужасная участь им уготовлена. Голодные хищники, то и дело устраивая между собой свару, ворвались на арену. Глядя вверх, они кружили вокруг добычи, чуя чужой страх, становились на задние лапы, царапая передними высокие каменные глыбы.

Рывками, с небольшими интервалами, платформы одна за другой начали опускаться. Чтобы не свалиться с них, амазонкам приходилось приседать.