Пилот

– От бати тебе, выходит, карамультук этот достался? – поддержал я беседу.

Хуторянин усмехнулся в бороду, помолчал. Зобнул трубочку. Снова ухмыльнулся. Помолчал.

– Это, брат, историческая реликвия выходит. Ну, ты, в школе поди учился, раз летчик, по истории, поди-тко слышал, как в пятом году бунтовали при Николашке? Дак вот, прадед мой в молодых годах тогда пребывал, и принял в том бунте активное и как теперь говорят, непосредственное участие. Когда усадьбу помещика тамошнего жгли, углядел он штуцер этот да и спер под шумок. К охоте склонность имел как все в роду у нас. Да так ловко, что и прижилась штучка у нас навеки. От прадеда к деду, от деда к отцу, от отца стал быть ко мне… от меня старшему должна…

Он вдруг тяжело сглотнул, плечи затряслись.

– Да ты рассказывай. Все уладится. Катя моя не просто погулять вышла. Специалистка она. Операционная медсестра. Людей резать-зашивать не впервой ей. Научена. Обойдется все коли, бог даст. Ты рогом-то в горе не упирайся, оно и промахнет мимо. Не накликай. Дальше рассказывай.

– А че тут рассказывать? Уж все и рассказал. Дед, как пороха бездымные пошли заряд потихоньку стал подбирать, помалу досыпая. Как бой стал добрый, так и снаряжаем до сель. Я из-за штуцера этого, смешно сказать, и сюда угодил. Как неисправимый браконьер. Эти мордатые себе и заповедники и заказники и ружжа миллионные, а как простой человек стрелит себе кабанчика семью кормить, так он сразу и браконьер. Судить яго ябать! Прадед стрелял, и до него стреляли, и дед и отец и я стрелял, стреляю и стрелять буду. И детки и внучики атож! Накося – выкуси! В общем, окрысились на меня егеря с ментами, штучку отнять нетерпелось им, да хрен там! Да только стренулся мне случаем человек, храни его Христос, да и сосватал на переезд. Десятый год уж тут кукуем да никак ищщо не нарадуемся. Хрен им теперь всем в грызло, да с корнишонами, а не штучка моя. Обрыбитесь. А то в суд, да кохискакция, а вот хуй имя в помаде. По-моему вышло!

Эк его разобрало, раскраснелся потомственный браконьер, ожил, сердешный. Ну и слава аллаху. А то видом вышел, краше в гроб кладут. Того гляди, к нему старик Кондратий постучится. Собрался я и дальше психотерапевтический сеанс продолжить, но выглянула Катенька моя и позвала мужика выгрузить потерпевших.

Минут через пяток на носилках самоделках подали первого.

Принял я у них тело с подобием египетской мумии и бережно в салон втянул. Мальчик? Девочка? По носу не определишь… остальное под бинтами. Нет, все ж девочка… Или таки мальчик? Бедолажка… Гриня поднялся на борт, молча помог разместить страждущее тело и, прихватив самодельные носилки, убежал за следующим. Зацепил я капельницу за одежный крючок, поправил малышке голову и принял следующего. Разместив того у другого борта, повторил процедуру. Третьего уложили посерединке.

Пока я запускал турбину Катя, что-то говорила часто кивавшему головой понурому папаше-фермеру. Потом решительно махнула рукой и пошла правой пилотской двери. Усевшись в головах на корточки включила компрессор, туго накачала матрас, принялась считать пульсы. Гриша забрался на правую чашку, доложился, что люки задраены и что экипаж к полету готов. Тянуть я не стал, вырулил на полосу и с божьей помощью, помолясь за здравие, принялся делать свое пилотское дело. Солнышко практически нырнуло за горизонт, термические потоки ощутимо ослабли и на тысяче уже практически не чувствовались.

Доложил в Демидовск ситуацию, выставил винтомоторной группе требуемые параметры и попилил, стараясь не растрясти раненых, в столицу армейского протектората. Изъяв из бардачка сборник местного Джеппесена, нашел лист с аэродромом RADM и вынул его из зажима. Пристегнул клипсом к штурвалу, рассмотрел внимательно и вдумчиво, разъяснил для себя порядок маневров, выставил частоту на первой навигационной рации 114.65 мГц, на которой работал Демидовский VOR, и вращением пимпочки курсоуказателя HIS добился, чтобы стрелка RMI повернулась точно вверх. Все, теперь курс наш лежит строго на маяк.