Пилот Хаоса

Он отменил остальные встречи, чувствуя внезапную усталость, хотя был уверен, что убийца уже давно сбежал из Чертогов и был сейчас где-нибудь на порядочном расстоянии от планеты. Воспоминания о гибком теле внутри темного кокона и легкости, с которой убийца удержался на ногах, несмотря на прыжок с высокого балкона, помогли Палатону сделать вывод, что тот был из народа нортонов. Эти существа, по виду напоминающие представителей семейства кошачьих, редко соглашались стать наемными убийцами, но в их среде убийства были вполне приемлемым методом, чтобы достичь более высокого звания. Чем больше припоминал Палатон о способности видеть в темноте и скользящих движениях незнакомца, тем сильнее убеждался в собственной правоте.

Но интуиция не могла дать ему ответ на все вопросы. Почему? Почему выбрали именно его? Или же нортону было поручено убить тезара — любого тезара — который будет вести переговоры по контрактам?

А если так, неужели кто-то из его собственного народа послал Палатона в смертельную ловушку?

Круг повернулся, еще раз подумал он. В Чертогах Союза он был тезаром, пилотом, мастером своего дела, способным разобраться в лабиринтах Хаоса. В своем же Доме он был одним из презираемых, отпрыском смешанного брака — его мать даже отказалась назвать имя его отца, предоставив Палатону носить клеймо ее греха. Неужели его решили убить за это?

И как посмел ГНаск пренебрежительно намекнуть, что абдреликам известны его секреты? А может быть, посланник сыграл на свойствах натуры, присущих всем живым существам, каждое из которых имеет собственные тайны и за душой у него есть какая-нибудь провинность? Палатон досадовал на то, что выказал свое раздражение в присутствии абдрелика. Вероятно, все, что знал о нем посланник — что Палатон отличный пилот даже в народе отличных пилотов, и ничего более. Палатон не раз уверял себя в этом, но так и не верил себе. Внутренний диалог вызывал у него ощущение кома в горле. Он прошел через крыло для переговоров и вышел из здания на улицу, где влажный предгрозовой воздух был напоен множеством ароматов, а солнце неистово светило сквозь серые обрывки облаков. Он повернулся, чтобы взглянуть на купола храма, и внезапно почувствовал себя подавленным.

Палатон быстро зашагал в сторону, противоположную движущемуся потоку существ. Толпа расступалась перед ним, его движение рассекало надвое живое море. Палатон с достоинством принимал этот знак уважения, полагая, что только так и следует поступать тезару, и пользовался своим достоинством, чтобы скрыть внезапно возникшую растерянность.

Храмовое крыло Чертогов было не менее впечатляющим, чем деловое, хотя политики здесь оказывались зачастую более слабыми — и смертными. Палатон остановился и перевел дыхание, затем различил вдали силуэт храма чоя и направился к нему.

Внутри, в святилище чоя, он видел только представителей своего народа — мимо прошел секретарь Прелата, здесь были политики и мелкие служащие, и при одном только взгляде на них все тайные механизмы, движущие Чертогами Союза, показались детскими игрушками. Палатон пришел в храм, чтобы отдохнуть, и был уверен, что останется наедине со своими мыслями.

Среди зеленого луга он увидел каменное здание, формой напоминающее букву А. Его двери были открыты, призрачный свет пробивался изнутри. У Палатона забилось сердце. Он вошел внутрь, слегка согнувшись в низком дверном проеме, и остановился у внутреннего алтаря. Здесь он снял обувь.

По зданию разносилось журчание воды. Птицы летали под высоким выгнутым потолком — должно быть, их загнал сюда дождь, а может, птицы не знали, как выбраться обратно.

Под босыми ступнями ног деревянные доски пола казались необычно гладкими. Палатон подступил к берегу ручья, глядя на островок суши, окруженный водой. По ручью были разбросаны камни, но Палатон должен был перейти его именно вброд.

Вода была холодной, бодрящей и очищающей. Ручей на глаз был неопределенной ширины, но у Палатона были свои четкие мерки. Семь шагов до острова. Семь шагов покаяния. Вода забурлила, взбаламученная его ногами. Он выбрался на остров и застыл с переполненным сердцем и мягкой душой.

Скрестив ноги, он уселся в ложбину, заполненную сухими листьями и цветами. Они источали слабый аромат. Палатон закрыл глаза, думая о Доме, своем Доме, навсегда закрытом с того самого дня, когда его бахдар был проверен и выяснилось, что Палатон способен стать теза-ром. Только это спасло его от превращения жизни в настоящий ад, и все же… он не мог избавиться от мыслей о матери и Доме, в котором вырос.