На борту 457 была оборудована вполне себе приличная столовая. Можно сесть за стол со скатертью, вытянуть ноги, избавиться от настогребенившей маски. Я уж про горячую еду молчу. Еду, кстати, разносили натурально официантки в кителях и юбках. Все уставного фасона и цвета, даже чулочки с туфельками.
Но это были настоящие девушки! Очень даже годной комплектации! Готов спорить, так в нас будили жажду жизни и борьбы. Дескать, офицер, ты сражаешься не просто так! Тебя будут любить вот такие девчонки!
Военная психология, так ее и эдак во все маршевые и маневровые!
Оно бы и сработало. Уверен, будь за спиной не шесть вылетов, а три, неженатая половина авиакрыла обещала бы официанткам всю безудержную любовь, какую могут подарить здоровое тело и не менее здоровый дух. Да и женатая тоже.
Но, товарищи, шесть — это перебор. Если грубо, по-казарменному: даже мозг не встанет, молчу про все остальное. После шести хороших палок, что мы кинули клонам и небу, женские стати не трогают. Совсем.
Официантки не обижались, потому что с пониманием.
А мы тупо жрали.
Хотелось спать, но спать не моглось, откуда бралась фрустрация, ясно читавшаяся в потухших глазах честной компании. Не моглось — это потому что, как я уже говорил, проклятые стимуляторы все еще бродили в крови.
За столом с Бердником во главе теплился вялый разговор.
— Зачем мы тут так страшно мудохаемся? — спросил младлей Сенявин, нормальный летун из казанской Академии.
— Затем, что перед генеральным штурмом силы копят. А мы уже туточки. Вот нас и применяют во все дыхательные, — ответил его однокашник, младший лейтенант Синяков.
Обоих прислали нам на усиление еще на Восемьсот Первом парсеке. Оба успели повоевать, так что вполне вписались в строй. Вписались, кстати, под кличками Синяк Первый и Синяк Второй. Первый — Сенявин — обладатель славной военно-морской фамилии, очень обижался.
«Я не Сынявин! Я Сенявин!» — вот такая наивная отмазка, потому как, если прилипло, не отклеишь.
А Второй — ничего, носил с гордостью.
— Это понятно, — сказал Сенявин сквозь котлету. — Я не про «туточки». Я про вообще.
Широкая постановка вопроса! «Про вообще» я в те минуты был не готов, зато нашелся Бердник, на правах командира.
— Мы вообще ради людей воюем. За наших, против клонских. Что непонятного?
— Да! — Сенявин отогнал вилкой то ли невидимую муху, которых здесь не водилось, то ли неприятный запах. — Люди! Что они вообще знают! Что им вообще нужно! Уверен, что им, гражданским, эта война — как от бетона до линкорского ГКП! Далеко, не видно и, в общем, по хрену.
— Послушай, Синяк-раз, людям сто процентов по хрену мешалкой. Людям надо, чтобы тепло, светло, было что пожрать и бабу симпатичную под боком. Ну, или мужика. Культура опять же. А наша задача, наша с тобой, Синяк, обеспечивать! Чтобы в людей не стреляли, не бросали бомб, не угоняли на работы по укреплению мощи любимой конкордианской родины. — Это Веня Оршев не выдержал, и в сторону Бердника: — Простите, Григорий Алексеевич, перебил вас. Наболело.
— Ничего-ничего, Веня. Учитесь, сынки, доходчиво излагает!
— Можно подумать, наши их на работу не угонят, ха! — пробубнил Сенявин, уткнувшийся в тарелку, но не растерявший задора.
— Так то наши. — Я победно звякнул вилкой и взялся за кружку с ароматнейшим чаем. — Наши — пусть, не жалко.
— Справедливость опять-таки. — Веня тоже обратился к чаю.
— Мы воюем, им — работать. Война, она всех касается, — постановил Синяк Второй.
— Справедливость — это хорошо, это правильно. Вы мне вот что объясните, ну, как старшие товарищи, что ж мы с ходу Керсасп не взяли? Хордад — вот он, наш! С чего Керсаспу такое исключение? Товарищ капитан первого ранга? — поинтересовался стратегией Беркут-4.
Беркут-4 — «стюардесса». Бойкий зеленоглазый парень с залихватским брюнетистым чубом. Попал на конвейер переподготовки из Института Гражданского транспорта, то есть даже вуз у него был непрофильный. Зато занимался в авиаклубе! Звали Беркута-4 Степаном Воропаевым. Самым он был, кстати, перспективным из всех «стюардесс».
— Это ты вон у Румянцева спрашивай. — Бердник ткнул в мою сторону дымящейся кружкой. — Андрей у нас по Паркиде специалист. И нечего так на меня смотреть, Румянцев! Это в рекомендации ГАБ так написано! Вот и давай оправдывай!
Ну удружил, товарищ Иванов! Ладно, сейчас я оправдаю. Я Керсасп видел своими собственными глазами, в отличие от всего собрания.
— Степа, скажи, а отчего так вышло, что даже линкоры не залетали над Керсаспом в зону прямого выстрела? — спросил я для затравки.
— Не знаю, — сознался Воропаев.
— А ты знаешь, Степа, что такое «башня ПКО»?
— Ну… — протянул тот, — башня противокосмической обороны…