Пилот «Штуки»

— Если вы будете это есть…

Она достает из мешка несколько черствых лепешек. Крестьянин останавливает лошадь. Только потом до меня доходит, что я задал вопрос на немецком и получил ответ также по-немецки.

— Откуда вы знаете немецкий?

Девушка говорит мне, что она пробиралась вместе с немецкими солдатами от Днепропетровска и выучила язык. Сейчас она хочет остаться с румынским крестьянином, который сидит рядом с ней. Они бегут от русских.

— Но вы же идете прямо в их направлении.

Я вижу по их лицам, что они не верят мне.

— Русские уже в том городе?

— Нет. Это Флорешти.

Этот неожиданный ответ ободряет. Город должен находится на железной дороге Балта-Флорешти, которую я знаю.

— Не могли бы вы сказать, есть ли какие-нибудь немецкие солдаты поблизости?

— Нет, немцы ушли, но здесь могут быть румынские солдаты.

— Спасибо вам и Бог в помощь.

Я машу рукой вслед тронувшейся с места повозке. Меня наверняка будут спрашивать позднее, почему я не «реквизировал» фургон… эта идея никогда не приходила мне на ум… Разве эти двое не такие же беженцы, как и я? И разве я не должен благодарить Бога за то, что до сих пор мне удавалось избежать опасности?

После того, как мое волнение улеглось, я на мгновение меня охватила невероятная слабость. Все последние десять километров меня мучила ужасная боль, неожиданно она вернулась в израненные ноги, мое плечо ломило при каждом шаге. Я встречаю толпу беженцев с тачками, в которых лежат немногие пожитки, которые они сумели спасти, они спешат в страшной панике.

В предместье Флорешти на краю песчаного карьера стоят два солдата. Немецкая форма? Еще несколько метров и мои надежды подтверждаются. Незабываемое зрелище!

Я зову их:

— Идите сюда!

Они кричат мне сверху:

— Что это значит: идите сюда? Ты кто такой, приятель?

— Я — майор Рудель.

— Ну да! Ни один майор так не выглядит.

У меня с собой нет никаких документов, но в моем кармане Рыцарский крест с Дубовыми листьями и Мечами. Я вынимаю его из кармана и показываю им. Посмотрев на него, капрал говорит:

— Ну, тогда мы вам верим.

— Есть ли здесь немецкая комендатура?

— Нет, только штаб полевого госпиталя.

Вот туда-то мне и надо. Они становятся по бокам и ведут меня. Я скорее ковыляю, чем иду. Доктор разрезает рубашку и брюки ножницами, лохмотья пристали к телу, он мажет раны на ногах йодом и перевязывает плечо. Во время этой процедуры я жадно давлюсь самой вкусной сосиской в своей жизни. Я прошу их дать отвезти меня на аэродром в Балте. Здесь я надеюсь найти самолет, который доставит меня в эскадрилью.

— Какую одежду вам дать? — спрашивает меня доктор. Вся моя одежда разрезана на куски. — У нас ничего нет.

Они заворачивают меня голого в одеяло и везут на машине в Балту. Но что это? Дверцу машины открывает инженер третьей эскадрильи лейтенант Эберсбах:

— Лейтенант Эберсбах, командир передовой группы третьей эскадрильи, мы перелетаем в Яссы.

Его сопровождает солдат, который несет для меня одежду. Оказывается, что о моей поездке в голом виде из Флорешти уже сообщили в Балту по телефону и Эберсбах находился в диспетчерской, когда поступило это сообщение. Ему сообщили, что его коллега, который пропал без вести, вскоре прибудет в костюме новорожденного. Я залезаю в Ю-52 и лечу в Раховку, где стоит моя эскадрилья. Звонит телефон, новость распространяется повсюду как лесной пожар и полковой повар Рункель уже начал печь праздничный пирог. Эскадрилья построена, я вглядываюсь в улыбающиеся лица. Я чувствую себя вновь родившимся, как будто произошло чудо. Жизнь возвращается ко мне и это воссоединение с моими боевыми товарищами — самая лучшая награда за самую трудную дистанцию в моей жизни.

* * *

Мы оплакиваем потерю Хеншеля, нашего лучшего бортстрелка, который совершил 1200 боевых вылетов. В этот вечер мы сидим все вместе у костра. Царит праздничная атмосфера. Группа прислала делегатов, среди них доктор, который, как предполагалось, должен был «сидеть в изголовье моей кровати». Он передает мне поздравления генерала вместе с приказом, что я не должен летать и буду немедленно отправлен в отпуск, как только достаточно поправлюсь. И вновь мне приходится разочаровать нашего бедного генерала, поскольку я больше озабочен вопросом, сможем ли мы удержать сейчас Советы, которые, форсировав Днестр, рвутся на юг большими силами? Я не могу провести в постели ни одного дня.

На следующее утро мы должны перебираться в Яссы. Стоит ненастная погода, лететь нельзя. Если нет вылетов, то я могу повиноваться приказам доктора и отдохнуть. На другой день я лечу с моей эскадрильей в Яссы, откуда ближе совершать боевые вылеты через Днестр. Мое плечо забинтовано и я не могу двигать рукой, но это не слишком мешает летать. Хуже то, что мои ноги изрезаны до кости и я не могу ходить. Любое нажатие на педали причиняет невыносимую боль. Меня носят к самолету на руках.

Яссы — хорошенький румынский городок, до настоящего времени полностью неповрежденный. Для нас это великолепный вид, это напоминает нам о доме. Мы глазеем в витрины магазинов и радуемся как дети.