Пилот 'штуки'

Один из последних дней августа. Я вылетаю рано утром чтобы отправиться в район к северу от нас, где прорвались красные, и поднимаюсь на высоту 50 метров над аэродромом. Неожиданно наши зенитки открывают огонь, их обслуживают румынские расчеты, которые, как предполагается, должны защищать наш аэродром от атак русских и американских самолетов. Я смотрю туда, где взрываются снаряды и обшариваю небо в поисках вражеских бомбардировщиков. Неужели американцы этим утром поднялись так рано? Я, вместе с другими самолетами делаю разворот над взлетной полосой, чтобы под защитой ждать как развернутся дальше события. Но снаряды летят ниже и некоторые разрываются в неприятной близости от моего самолета. Я смотрю вниз на стреляющие батареи и вижу, что стволы зениток поворачиваются следуя нашим маневрам, один из снарядов разрывается совсем близко. Вражеских самолетов не видно. Сомнений больше нет, эти зенитки стреляют по нашим самолетам. Я не могу этого никак объяснить, но факт остается фактом. Мы летим на север против наступающих Советов, которые большими силами рвутся на юг из района Хуси-Барлад-Фоскари.

Во время нашего возвращения на аэродром я готов к новым абсурдным выходкам румынских зенитчиков, наземный контроль уже сообщил мне на обратном пути, что орудия были нацелены именно на меня. С сегодняшнего дня румыны вступили с нами в войну. Мы немедленно опускаемся на малую высоту и садимся по одному. Отдельные румынские орудия вновь открывают по нам огонь, но как и раньше, не добиваются никакого успеха. Я немедленно направляюсь к телефону и соединяюсь с румынским генералом Йонеску. Он командует всей румынской авиацией а также зенитными батареями и я хорошо знаю его лично еще по Хуси, он имеет несколько немецких наград. Я говорю ему, что недружелюбное внимание этим утром было адресовано мне и моей эскадрилье, и спрашиваю его, так ли это? Он не отрицает этого и говорит, что его зенитчики видели, как немецкий истребитель сбил румынский связной самолет и что соответственно они сильно разгневаны и стреляют по всем немецким самолетам, которые оказываются в их поле зрения. Он еще ни разу не упомянул о состоянии войны, существующем между Германией и Россией. Я отвечаю на его жалобы, что не имею ни малейшего намерения слушать всю эту чепуху и что я собирался совершить новый боевой вылет против русских к северу от Рамникул Саррата. Тем не менее, сейчас я, с помощью моих "Штук" намерен вначале разбомбить и расстрелять из пулеметов все зенитные батареи вокруг нашего аэродрома чтобы устранить любые помехи нашим вылетам. Затем, с помощью другой эскадрильи мы атакуем его штаб, я совершенно точно знаю, где он находится.

"Ради Бога, не делайте этого. Мы всегда были лучшими друзьями и я не могу нести ответственность за действия нашего правительства. Я делаю вам предложение: ни мы, ни вы не будем ничего предпринимать и не будем обращать на объявление войны никакого внимания, как будто его не существует. Я даю вам свои личные гарантии, что пока я остаюсь командующим, по вашим "Штукам" не будет сделано ни одного выстрела.

Он клянется нашей с ним старой дружбой в частности и своими теплыми чувствами к нам, немцам, в целом. После того, как между нами объявлен этот сепаратный мир, у меня больше нет причин для жалоб. Любопытная ситуация: я здесь один с моим летным персоналом на этом аэродроме в стране, которая находится с нами в состоянии войны. Две румынские дивизии со всем их снаряжением, включая тяжелую артиллерию, окружили наш аэродром. Кто помешает им немедленно нас ликвидировать? В ночные часы мы чувствуем себя не очень уютно, днем мы опять сильны. Даже две дивизии не очень готовы проявлять агрессивность по отношению к моим "Штукам", когда они так сильно сосредоточены и находятся на открытой местности.