После недолгого размышления я говорю фельдмаршалу:
– Сейчас очень темно, и боевые вылеты не имеют шансов на успех, поскольку мне нужен дневной свет для атак на танки и грузовики. Я обещаю взлететь на рассвете со своей 3-й эскадрильей и противотанковым звеном в тот квадрат на карте, который вы мне укажете. После этого я немедленно вам позвоню, чтобы сообщить, как обстоят дела.
Красные проникли на запад в районе озер, и сейчас их танковый клин движется по дороге между двумя озерами. Я прошу лейтенанта Вайсбаха собрать доклады о погоде по телефону из всех возможных источников. Нужно разбудить пилотов, чтобы еще в сумерках мы взлетели, а с первыми рассветными лучами уже были над целью. Я отдаю короткие инструкции штурманам по телефону – и дальше все идет автоматически. Что уже выполнялось сотни раз, можно повторить и во сне. Повар сам знает, как готовить кофе. Главный механик знает до секунд, когда наземный состав должен выстраиваться на аэродроме, чтобы починить самолет. Все, что необходимо, – это отдать короткий приказ звеньям:
– Первый боевой вылет в 5.30.
Ранним утром над аэродромом на высоте примерно 50 метров висит густой туман, но из-за срочности нашей задачи мы взлетаем. На юго-восток мы движемся на небольшой высоте. К счастью, местность здесь ровная, в противном случае полет был бы невозможен. Видимость не больше 400 метров, особенно из-за того, что еще не рассвело. Мы летим примерно полтора часа, как вдруг туман опускается почти до земли – из-за того, что мы уже долетели до озер. Я даю приказ на перестроение, из-за трудностей, связанных с полетами на высоте 50–70 метров. Ради безопасности мы летим в ряд. Я едва вижу самолеты – они движутся в облаках и время от времени исчезают в тумане. Успешную атаку в таких погодных условиях осуществить невозможно. Мы можем бросать бомбы лишь со столь малой высоты, на которой возникает риск быть поврежденными осколками. Это пользы никакой не принесет, и потому я отдаю приказ вернуться. Простое пребывание в зоне цели никому сегодня не поможет. Я рад, когда последний самолет приземляется благополучно. Когда я звоню фельдмаршалу, он говорит, что получил такой же доклад о метеорологической обстановке с линии фронта.
Наконец где-то ближе к девяти часам слой тумана над аэродромом немного рассеивается и поднимается до 400 метров. Я взлетаю с противотанковым звеном, в сопровождении 7-го звена, которому достанутся цели, требующие бомбардировки. Мы летим на юго-восток, и туман снова густеет. Скоро мы спустились до высоты 50 метров, видимость просто фантастически плохая. Наземных ориентиров не видно, и потому я лечу по компасу. Начинается район озер, погода остается отвратительной. Я еще не достиг места русского наступления, которое указал мне фельдмаршал, – я подбираюсь к нему по дуге, чтобы, выйдя из пике, сразу двигаться к собственному аэродрому. Это необходимая предосторожность для столь скверной погоды. Если силы противника и в самом деле столь сильны, как это мне сообщено, наверняка русские имеют соответствующее противовоздушное прикрытие. Не может быть речи о том, чтобы подойти к цели под прикрытием холмов или деревьев, поскольку на цель я выхожу со стороны воды, соответственно при выборе тактики следует принимать во внимание противовоздушную оборону. Мы не можем прятаться и в облаках, поскольку при атаках со столь малой высоты есть угроза столкновений при полете большими подразделениями. Помимо того, пилотам придется следить, чтобы не столкнуться с соседом, а это мешает концентрироваться на своей цели.
Мы летим с юга низко над водой. Еще темно и пасмурно, впереди я не вижу ничего дальше 70–80 метров. Внезапно я замечаю прямо по курсу черную движущуюся массу – это дорога, танки, машины, русские. Я сразу кричу: «Атакуем!» Тут же противовоздушная оборона начинает яростный огонь, сосредоточенный на моей машине, из спаренных и из счетверенных зенитных установок. Вспышки от выстрелов ярко освещают все вокруг в этом густом тумане. Пролетая на высоте 30 метров, я попадаю в самый центр этого осиного гнезда. Не лучше ли мне убраться отсюда? Другие самолеты летят справа и слева, и огонь по ним меньше. Осуществляя противозенитный маневр, мне приходится делать бешеные повороты, чтобы в меня не попали. Я стреляю не прицеливаясь, поскольку это уже второстепенная задача; если не уделять главное внимание противозенитным маневрам, меня собьют наверняка. Но вот я вылетаю на грузовики и танки, чуть поднимаю самолет и парю над ними – каждую секунду я жду катастрофы. Все это кончится плохо; моя голова столь же горяча, как и металл, что со свистом летит мимо моей машины. Через несколько секунд раздается громкий стук. Гадерманн истошно кричит: «Мотор горит!» Попадание в двигатель. Мотор заметно теряет мощность. Языки пламени уже лижут кабину.
– Эрнст, выбрасываемся. Я немного наберу высоту, чтобы мы улетели как можно дальше от русских, я видел неподалеку отсюда несколько наших парней.