Пилсудский

В этой ситуации не менее эффективно, чем агитаторы, сторонников завоевывало печатное слово, в будущем легендарная «бибула»[28]. «Ее шествие, — писал Пилсудский, — не оставляет после себя таких следов, как шествие человека. Она действует тихо, без шума, может быть уничтоженной в каждую минуту, может быть только немым свидетелем при допросах, наконец, не возбуждает столько подозрений и не вызывает такого наказания и премирований, как человек. <…> Когда чтение бибулы становится уже потребностью многих людей, то тот, кто удовлетворяет эту потребность, укрепляет свое влияние в их среде; к этому добавим, что партийная бибула для многих людей, стоящих в стороне от организации, является единственным доказательством существования партии, и мы поймем, какое значение имеет бибула для революционных организаций при царизме. Если их можно сравнить с организмом, то бибула — это кровь, которая сохраняет ему жизнь».

Поэтому в первые годы существования ППС Пилсудский посвятил больше всего энергии редактированию и изданию печатного органа партии газеты «Роботник». Немало хлопот доставил уже сам сбор необходимых печатных аксессуаров. Правда, они были доступны для приобретения во многих магазинах на территории страны, но их распространение тщательно контролировалось полицией, которая искала таким образом нити, ведущие к возможным конспираторам. Поэтому руководство ППС решилось закупить печатный станок за границей. Это не представляло никаких проблем. Они появились только в ту минуту, когда ценный груз переправлялся в страну. Благодаря контактам с заграницей и известному везению удалось избежать ловушек, расставленных таможенниками и полицией. Опасность деконспирации была несколько отдалена, хотя совершенно быть устраненной, ясное дело, не могла. Она угрожала, собственно, на каждом шагу: при покупке бумаги, краски, в ходе транспортировки редакционных материалов, во время вывоза уже отпечатанных номеров. Не меньше, чем полиции, следовало остерегаться обычного человеческого интереса и любопытства, которые всегда могли обернуться трагическим по результатам доносом.

Трагедию мог вызвать также случай, которого даже самый совершенный конспиратор не был в состоянии предусмотреть и исключить. Еще немного — и убедился бы в этом сам Пилсудский, и то сразу же после начала печатания «Роботника»

Для типографии было выбрано идеальное место. Небольшое литовское местечко Липнишки практически не представляло интереса для полиции, внимательно контролирующей крупные рабочие центры. Для того чтобы избежать естественного в столь малонаселенном пункте интереса, один из посвященных в тайну, начинающий фармацевт, открыл в Липнишках аптеку, что делало объяснимым получение им всяких посылок и неожиданных визитов к нему.

Казалось, что типография здесь будет в безопасности на многие годы. Случай распорядился так, что наборщик завел роман с одной из местных девчат, перед которой, движимый мужским тщеславием, раскрыл суть своей миссии. Избранница же, когда оказалось, что обещаемое ей замужество скорее всего не осуществится, начала угрожать раскрытием тайны. Легко представить себе, как бы выглядел финал этой аферы! Наверняка провал не миновал бы и Пилсудского, который как действительный редактор «Роботника» был частым гостем в Липнишках. Однако фатальное развитие событий удалось предотвратить. В конце 1894 года типографию потребовалось перевести в другое место.

После полугодовых безрезультатных поисков было решено законспирировать ее в Вильно, где продолжал проживать Пилсудский. Правда, в течение двух лет его выслеживала полиция, но, изменив внешний облик, фамилию и адрес, он особенно тем не беспокоился. Он любил этот город и не хотел его покидать, тем более что в нем жила Мария Юшкевич.

В Вильно типография действовала четыре года, выпусти в свет двадцать шесть номеров газеты. Издательский груд Пилсудский разделял с другим ведущим деятелем ППC того времени — Станиславом Войцеховским[29], будущим президентом Речи Посполитой, с которым он дружил в течение последующих тридцати лет, вплоть до драматической беседы, состоявшейся на мосту Понятовского в трагические дни майского переворота. Во время эмиграции Войцеховский освоил секреты искусства наборщика, и его задача состояла в составлении текстов. Пилсудский же обязан был доставлять статьи и материалы, впрочем, и значительной части выходившие из-под его пера, а также помогать в тиражировании уже набранного номера.

Больше всего беспокойства помимо скрупулезного соблюдения принципов конспирации — адрес типографии знали только Войцеховский, Пилсудский и Михал Сулькевич[30] — доставляла постоянная борьба с финансовыми трудностями. «В этом дошло до того, — отмечал Пилсудский в письме от 22 ноября 1895 года в Заграничный союз польских социалистов, — что с Адасем (псевдоним Войцеховского. — Авт.) мы уже несколько раз серьезно задумывались над возможностью закрыть «лавку» {типографию} и пойти в мир «на поиски хлеба».